Пока ангелы спят - Анна и Сергей Литвиновы

В Наташиной сумке лежала коробка конфет. Она приготовила ее для Марины Кленовой, завотделом женских проблем. Но раз та где-то бегает… И даже пропуск ей не заказала…

Дима отпер свой кабинет. Наташа чуть не задохнулась – в нос бросился запах пыли и застарелых окурков. Стаканы оказались грязными. Единственный гостевой стул завален газетами.

Газеты Полуянов сбросил на пол, на стаканы подул, а один из них, Наташин, даже протер носовым платком. Вода грелась в старинном железном чайнике, банку с кофе Дмитрий выудил из-под стола.

– Ну, рассказывай, – деловито-рассеянно обратился к ней Дима, когда кофе был налит, а конфеты распечатаны. – Мысли, идеи, творческие планы? Как будем жить дальше?

Жить дальше?

– Ну, я хотела бы… – Наташа замялась, – …хотела бы… – и выпалила, как с мостика в холодную воду, совсем даже и не то, что собиралась сказать, – хотела бы стать, как вы!

Дима хмыкнул. Непонятно, смешно ему или приятно.

– Ты столько, сколько я, сроду не выпьешь, – подмигнул он. – Но я не о том спрашиваю. – Полуянов обволок ее томным взглядом: – Откуда ты такая красивая?

О чем он говорит, ей-богу!

Наталья начала злиться. И выпалила:

– Мама с папой хорошо постарались. Вот так и получилась!

Он засмеялся. Похвалил:

– Молодец, языкастая.

Ловко выискал в коробке конфету с ликерной начинкой, кинул в рот, отсалютовал ей кофейной чашкой. Наташа краснела под его взглядом.

В кабинет заглянула Марина Евгеньевна Кленова, руководитель женского отдела. Замерла на пороге:

– Ба! Да у вас тут интим! – Она въедливо уставилась на Наталью: – Я вас, девушка, кстати, с утра жду!

Ага, ждет: ни пропуска нет на вахте, ни телефон у нее не отвечает.

– Дима меня провел. Пропуска ведь не было, – вежливо ответила Наташа, покраснев.

– Звонить надо насчет пропуска!

– Вы же в четверг обещали…

Полуянов и Кленова обменялись непонимающими взглядами.

– Четверг-то когда был! – объяснил ей Дмитрий.

Нет, никак она не поймет этот мир журналистов. Не врубится в него. Кленова же сама обещала, что в понедельник, то есть сегодня, закажет пропуск без всяких дополнительных звонков. Никто ее за язык не тянул. Зачем было зря трепаться?

– Подсказывает мне моя женская интуиция, – Кленова ехидно посмотрела на Наталью, – что ты, Полуянов, лопаешь конфеты, предназначенные совсем не тебе.

– Угощайся, – Дима не смутился и сделал широкий жест. Та пожала плечами:

– Угоститься-то я угощусь…

Наташе показалось, что Марина Евгеньевна оскорблена. Кленова выцепила из коробки конфету и вышла, даже не взглянув на Нарышкину.

– М-да, я тебе не завидую, – прокомментировал Дима.

– В чем дело-то? – не поняла Наташа.

– Да похоже, что теперь ты ко мне переходишь. В отдел расследований. Это посложней, чем про парикмахерские писать…

– Почему?

– Да потому, что женский отдел тебя больше печатать не будет. Кажется, приревновала тебя ко мне Кленова, – объяснил Дима. – И больше возиться с тобой, юным дарованием, не станет.

Вот так! Из-за какой-то коробки конфет! Неужели это для нее важно?! Конфеты – а не то, как я работаю?! А ведь я придумала – сама! – столько тем! И писать у меня получалось!.. Я же хотела предложить Марине Евгеньевне тему про занятия шейпингом! И про то, как выгодно можно прибарахлиться в магазинах секонд-хенд!

Полуянов задумался:

– Что мне теперь с тобой делать-то, Нарышкина?

Он залпом допил кофе, закусил очередной конфетой. Задумался вслух:

– В СИЗО тебя не пошлешь… В мэрию – тоже, чиновники замордуют… Ага, вот что. Записывай адрес… Это бесплатная столовка для бомжей. Съездишь, поговоришь с людьми. Завсегдатаи – кто они, откуда? Поваров расспроси, директора. Инциденты, смешные истории. Двести строк. Поняла?

Она торопливо записывала: повара, инциденты, смешные истории…

Полуянов хмыкнул:

– Да не пиши ты это, на месте сама разберешься. И вот еще что. За руку с ними не здоровайся. Вернешься домой – душ сразу прими. А то вшей, не дай бог, подцепишь. Или туберкулез… Давай действуй. И папе привет.

…Наташа не спеша шла к метро. Она отчетливо понимала, что ей совсем не хочется писать про бомжей…

Многие мужчины оборачивались ей вслед. Особо активные приставали с разговорами. Какой-то кавказец попросил «падарыть рамашку со штанов». Притормозил глыбоподобный джип. Оттуда крикнули: «Лапуля, поехали с нами!» Она отвернулась.

Бомжи, наверно, тоже клеиться к ней будут… Вот спасибо этому Полуянову! Задание так задание! Он, наверно, специально над ней издевается!

«Не везет мне с мужиками», – переживала Наталья.

Навстречу ей попался молодой загорелый парень. Высокий, глаза сияют, думает о чем-то приятном. И без обручального кольца.

«А вот такие со мной не знакомятся. Мне одни бомжи достаются», – грустно подумала Наталья.

Молодой человек действительно не стал с ней знакомиться. Только перехватил ее взгляд и широко улыбнулся.

Это был Алексей Данилов.

Алексей Данилов. То же самое время.

В этой части Москвы легче найти костюм от «Хьюго Босса» за три штуки баксов, чем бесплатную парковку.

Я тормознул свой рыдван прямо на Тверской и опрометью, пока не подошел парковщик, выскочил из кабины. Не так жалко червонца за стоянку, как неохота подкармливать лбов-бездельников.

Спустя минуту, проходя Камергерским переулком, вспомнил, что забыл забрать из салона магнитолу. Ну, ничего, авось в ста метрах от Кремля никто на мой «Феррари» не покусится.

Сказать, что я не волновался перед визитом в издательство, было бы чистой воды враньем. Конечно же, волновался. Но в то же время я шел туда не просителем, а победителем. И от этого победительно, гоголем, поглядывал на прохожих. В основном на девушек, конечно.

Весна в этом году пришла стремительно. Уставшие от долгой зимы женщины посбрасывали свои меховые шкуры и на радостях открыли нескромным взорам даже больше, чем могли рассчитывать мужчины. Вдруг откуда-то явились коротюсенькие юбки, длиннющие ножки, обнаженные ручки и шейки, облегающие бюсты майки… Было на что поглядывать гоголем – Гоголем, только что опубликовавшим свои «Вечера на хуторе близ Диканьки».

Я миновал «Книжную лавку писателей», бесчисленные книжные развалы и магазин «Педкнига». Свернул на Дмитровку. Дом номер восемь был вторым от угла. Подъезды, похоже, таились во дворе. Я завернул туда.

Миновав могильно холодную подворотню, очутился во дворе. Он оказался неожиданно большим, типично старомосковским. Асфальтовый колодец, высокие окна, облупленные стены, шесть или семь этажей. Ни единого человека во дворе. Две брошенные машины: одна, «жигуленок» с разбитыми стеклами, вся раскурочена; другая, старая «Волга», вросла спущенными шинами в землю. В двух ржавых мусорных контейнерах громоздились горы строительного мусора. Было так тихо, что хотелось зажмуриться. Толстые стены дома поглощали все звуки улицы. Возле одного из подъездов с настежь распахнутыми дверями высилась груда битого камня, а поверх нее – выломанные оконные рамы.