"Кроваво-Красная" Армия. По чьей вине? - Владимир Бешанов

Европа устояла перед нашествием. Эту крепость большевикам взять не удалось. Пришлось взять мирную передышку. Осенью 1923 года началось глобальное, почти десятикратное, сокращение Красной Армии, перевод ее на милиционно–территориальный принцип.

Ленин, «горный орел нашей партии», к этому времени вел растительное существование и 21 января 1924 года преставился. Зарыть его в землю, по мнению Зиновьева,

«было бы слишком уж непереносимо».

Поэтому Ильича забальзамировали и отвели нетленному телу персональную пирамиду на Красной площади. Петроград ― «колыбель революции» переименовали в Ленинград.

Решение архисложной задачи построения социализма в отдельно взятой стране досталось И.В. Сталину. Он одним из первых понял, что произошел откат «революционной волны» и пора как–то устраиваться на оккупированных территориях. Россия, выжатая досуха, лежала в разорении и запустении. Экономика развалилась, промышленности не существовало, транспорт парализован, немногочисленный пролетариат почти уничтожен. Товарные отношения существовали лишь в форме натурального обмена. В сражениях Гражданской войны, от голода и болезней, по разным подсчетам, сгинуло от 8 (официальная цифра советского времени) до 15 миллионов человек, население Москвы уменьшилось вдвое.

Сумасшедшие деньги, щедро вбрасываемые в топку революционного паровоза, кончились.

«Чтобы выиграть Гражданскую войну, мы ограбили Россию»,

― откровенно проговорился Троцкий.

Армии тоже не было. Специальная комиссия ЦК, изучив положение дел в РККА, в начале 1924 года вынесла вердикт:

«Красной Армии как организованной, обученной, политически воспитанной и обеспеченной запасами силы у нас в настоящее время нет».

Приехали… В Коммуне остановка.

Для начала предстояло восстановить хоть какое–то подобие нормальной жизни, обеспечить самые простые человеческие потребности. Как это сделать, никто из пламенных революционеров не знал и подобными низменными вопросами не интересовался.

Поэтому еще в 1921 году большевики со скрежетом зубовным вынуждены были протрубить «временное отступление»: объявить новую экономическую политику (НЭП), разрешить «остаточные классы» ― мелкую и среднюю буржуазию, частную собственность и наемный труд; отменить продразверстку, взять курс на «смычку» города с деревней, реанимировать рынок с тем, чтобы народ, пока власть будет заниматься созданием «распределительных и снабженческих аппаратов», прокормил себя сам.

Как объяснял Сталин, глупо было бы взвалить на свои плечи

«неимоверное бремя устроения на работу и обеспечения средствами жизни, искусственно созданных, миллионов новых безработных. Нэп тем, между прочим, и хорош, что он избавляет пролетарскую диктатуру от таких и подобных им трудностей».

В самой РКП(б), между тем, разворачивалась борьба за Верховное Кресло в пирамиде красных диктаторов, которую с первых дней революции любовно, под себя, отстраивал усопший Вождь. Укрепляя машину беспрекословного подчинения, он успел провести на X съезде партии, состоявшемся в марте 1921 года, резолюцию о запрете всякой фракционности и роспуске всех групп, образовавшихся на любой, кроме большевистской, платформе. Данная резолюция ознаменовала закономерный переход от

«беспощадно решительных и драконовских мер для повышения самодисциплины и дисциплины рабочих и крестьян»

к применению подобных мер к членам партии.

Без Ленина, естественно, необходимо было сплотиться еще сильнее. И главное, не сломать саму «машину», в этом вопросе были едины все члены Политбюро.

Троцкий представлял партию как некий коммунистический орден самураев. Сталин писал о «своего рода ордене меченосцев», спаянных единой волей и беспримерной железной дисциплиной:

«Партия есть единство воли, исключающее всякую фракционность и разбивку власти в партии».

Вот только желающих стать «великим магистром» хватало. В составе «капитула» ― сплошь авторитетные вожди, старая партийная гвардия:

Вождь Октября, создатель Красной Армии, председатель Реввоенсовета, нарком по военным и морским делам, нарком путей сообщения, зажигательный оратор и геройский герой товарищ Лев Давидович Троцкий–Бронштейн.

Вождь Коминтерна и Ленинградской партийной организации, деливший с Лениным спальное место в сакральном шалаше, товарищ Григорий Евсеевич Зиновьев.

Председатель Совета Народных Комиссаров СССР и РСФСР, первый после Ленина, товарищ Алексей Иванович Рыков.

Председатель Совета Труда и Обороны товарищ Лев Борисович Каменев–Розенфельд, сподвижник Ильича, хранитель его личного архива.

Вождь профсоюзов товарищ Михаил Павлович Томский, матерый подпольщик, десять лет отстрадавший за дело пролетариата в тюрьмах и ссылках (из них пять лет каторжных работ, неужто вправду всего лишь «за принадлежность к партии»?).

Любимец партии и тоже вождь товарищ Николай Иванович Бухарин. В детстве сей вундеркинд воображал себя Антихристом и допрашивал свою мать ―

«женщину очень неглупую, на редкость честную, трудолюбивую, не чаявшую в детях души и в высшей степени добродетельную ― не блудница ли она, что, конечно, повергало ее в величайшее смущение».

Путем упорного самообразования, «усиленно работая в библиотеках», Коля Балаболкин вырос в ба–а–а–льшого теоретика, например:

«Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью… является методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи».

Или член ЦК, перековавшийся из анархиста в правоверного большевика, Г.Л. Пятаков, даже Ленина пугавший своими

«выдающейся волей и выдающимися способностями».

Георгий Леонидович придумал универсальный большевистский ключ для решения любых задач:

«Когда мысль держится за насилие, принципиально и психологически свободное, не связанное никакими законами, ограничениями, препонами ― тогда область возможного действия расширяется до гигантских размеров, а область невозможного сжимается до крайних пределов, падает до нуля. Беспредельным расширением возможного, превращением того, что считается невозможным, в возможное, этим и характеризуется большевистская коммунистическая партия. В этом и есть настоящий дух большевизма. Это есть черта, глубочайше отличающая нашу партию от всех прочих, делающая ее партией «чудес».

Просто сверхчеловек какой–то! Кровавый путь «чудо–творца» ― беспредельщика в конце концов закончился «стенкой», но умиляет эпитафия в нынешних энциклопедиях: «Необоснованно репрессирован».

Их портретами обклеивали улицы и учреждения, фотографиями «творцов и руководителей» украшались календари, именами называли города. На карте Советского Союза появились новые географические названия ― Троцк, Зиновьев, Каменев.

Кандидатура «серой посредственности», недалекого провинциала, «недоучившегося семинариста» Сталина, теоретическими изысканиями не прославившегося, командовавшего всего–то Секретариатом, как претендента на пост «великого магистра», среди «маршалов Ильича» не котировалась.