Циолковский - Валерий Демин

Жизнь в Рязани складывалась из маленьких детских радостей и восторгов: изумление от самодвижущейся тележки на колесах, катание на санках с ледяной горы, лазание по деревьям и крышам, плавание в корыте по большой и не просыхающей луже, игра в лапту, городки, запуск воздушного змея (да не простого, а с «пассажиром»: на одной из реек крепилась маленькая коробочка, где сидел сверчок, пойманный дома за печкой). Одним словом, до Космоса ещё далеко. Хотя и тогда уже — «любил мечтать и даже платил младшему брату, чтобы он слушал мои бредни». И вдруг удар Судьбы — настолько жестокий и ошеломляющий, что, как принято в таких случаях выражаться, память отшибло, да так, что позже Циолковский даже точно не мог вспомнить, в каком именно году он потерял слух:

«Лет 10–11, в начале зимы, я катался на салазках. Простудился. Простуда вызвала скарлатину. Заболел, бредил. Думали, умру, но я выздоровел, только сильно оглох, и глухота не проходила. Она очень мучила меня. Я ковырял в ушах, вытягивая пальцем воздух, как насосом, и, думаю, сильно себе этим повредил, потому что однажды показалась кровь из ушей. Последствия болезни — отсутствие ясных слуховых ощущений, разобщение с людьми, унижение калечества — сильно меня отупили. Братья учились, я не мог. Было ли это последствием отупения или временной несознательности, свойственной моему возрасту и темпераменту, я до сих пор не знаю (…)».

Ключевые слова в приведённом отрывке — «думали, умру». Ибо на языке психологии произошедшее с подростком называется преодолением пограничной ситуации, после чего у многих наступает озарение, просыпаются невиданные ранее потенции, и человек способен осознать свою гениальность. Так случилось, к примеру (правда, в несколько ином возрасте), со знаменитым французским писателем Эмилем Золя. В девятнадцать лет он заболел и чуть не умер от воспаления мозга. По счастью, выздоровел. Но если до болезни он абсолютно ничем не отличался от сверстников, то после выздоровления вдруг почувствовал прилив творческой энергии и потребность писать книги. С Циолковским произошло почти то же самое, и конечный результат тоже оказался аналогичным — творческий взлёт, ощущение гениальности и непохожести на других людей.

Однако подлинную клиническую смерть будущий «отец космонавтики» пережил уже в сорокалетнем возрасте, том самом, который древние именовали акме — наивысшим достижением творческих сил. Случилось трагическое событие в Калуге, в 1897 году, но я скажу об этом сейчас, поскольку сам факт имеет непосредственное отношение к судьбе гения. Переутомившись на изнурительной работе в двух училищах — епархиальном и реальном, — а все оставшееся время отдавая теоретической работе и изготовлению моделей, Циолковский тяжело заболел. Позже врачи определили: перитонит — воспаление брюшины, зачастую заканчивающийся смертельным исходом. О мучениях больного вообще говорить не приходится:

«Наконец нагрянул такой приступ боли, что я потерял сознание. Последнее, что я запомнил, — это состояние падения в какую-то пропасть, а потом меня окутало тёмное облако. Сколько времени пребывал в небытии, не знаю. Дома, кроме жены, никого не было. А она с перепугу объяснить не сумела, долго ли длился обморок. С того дня я знаю, что такое небытие — это бесчувствие, отсутствие всяких ощущений и мыслей, а следовательно, и самого сознания.

Находясь в глубоком обмороке, я был мёртв. И твёрдо уверен: я знаю, что такое смерть! Смерть — это когда ничего больше нет и оттого, что наши нервы и мозг ни на что уже не откликаются, нет и нас самих. Смерть — это ничто, полное, абсолютное ничто, потеря связи между мельчайшими частицами нашего организма, начальная стадия его распада на составные элементы — процесс, в котором наше „я“ уже не участвует. Соотношение жизни атома и жизни целого организма передать можно только очень приблизительно».

После пребывания в состоянии клинической смерти у многих вернувшихся к реальности людей также происходит озарение, открываются каналы неведомой ранее связи с энергоинформационным полем, просыпается знание, ранее скрытое в глубинах подсознания, как дремлющая почка. Циолковскому пришлось испытать то же, что до и после испытывали тысячи ему подобных — озарение (верующие называют это благодатью)! В нем вдруг проснулся мыслитель вселенского уровня. Практически все его работы философского содержания написаны после «встречи со смертью». Одновременно он мобилизовал волю и сконцентрировал главное внимание на ракете — теоретическом обосновании её уникальных возможностей для передвижения в межзвездной среде, что в конечном счете увенчалось написанием и опубликованием работы эпохального значения — «Исследование мировых пространств реактивными приборами» (1903).

* * *

В 1868 году, когда сыну Константину исполнилось одиннадцать лет, Эдуард Игнатьевич неожиданно для всех подал прошение о переводе его на службу в Вятку (в далеком прошлом — город Хлынов, построенный новгородцами на месте ещё более древнего поселения; ныне же — это областной центр Киров). Новая должность была не ахти какая и чисто чиновничья — столоначальник Лесного отделения. Большой семье пришлось сниматься с насиженного места и ехать, по тогдашним понятиям, чуть ли не за тридевять земель. Одно удобство — пароход мог доставить от дома в Рязани прямиком к новому месту жительства. Он не спеша вез пассажиров по Оке, Волге, Каме и, наконец, по Вятке, на высоком берегу которой ещё в XIV веке было построено первое русское укрепление.

Почти за 500 лет своего существования Вятка превратилась в обычный губернский город, отличавшийся от прочих разве что тем, что сюда отправляли в ссылку неугодных правительству подданных, которые впоследствии, как оказывалось нередко, составляли гордость Отечества и прославляли место, куда их отправляли в качестве наказания. Так, в 30-е годы XIX века здесь служил в губернской канцелярии ссыльный Александр Иванович Герцен, а в 40-е годы его сменил другой ссыльный — начинающий писатель Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, дослужившийся здесь до должности советника губернского правления. Последний прожил в Вятке почти восемь лет и вскоре «прославил» место ссылки (под именем Крутогорска) в первой крупной публикации — «Губернские очерки», и особенно — в пародийной повести «История одного города», где прототипом города Глупова также послужила Вятка.

За пять лет первого пребывания в Вятке (потом он вернется туда, но ненадолго) в жизни Циолковского произошло много событий. Здесь в 1870 году он похоронил свою нежно любимую мать. А незадолго до этого неожиданно умер его младший брат Игнатий, с которым Константин был наиболее близок и которому доверял самые сокровенные мечты и тайны. Разница в возрасте была всего в один год, росли и по жизни шли рука об руку, даже в первый класс мужской Вятской гимназии поступили вместе. Но брат не проучился и года, и Константина настолько поразила его смерть, что он почувствовал себя окончательно выбитым из колеи. Глухота все больше и больше усугубляла жизнь. «Учиться в школе я не мог, — напишет он уже в старости. — Учителей совершенно не слышал или слышал одни неясные звуки».

Можно представить, как раздражал чопорных гимназических преподавателей этот глухой и к тому же строптивый малец — озорник и непоседа. Не раз наказывали его, сажали в карцер, наконец, оставили на второй год. Вскоре Константин вынужден был вообще уйти из гимназии и потом уже нигде не учился — только самостоятельно. Для кого как, но для будущего «отца космонавтики» и, разумеется, для самой космонавтики пользы от этого получилось много больше, чем если бы вместо свободы выбора образовательных ориентиров ему пришлось бы постигать массу скучных и ненужных предметов в классической гимназии.