Речной король - Элис Хоффман

— Это просто вероятное допущение, — пояснил Огаст, когда понял, что его фокус не оценен. — Большинство людей выбирает либо три, либо семь.

Карлин уставилась на него, полная презрения. Ее глаза приобрели тот оттенок зеленого, который в любое мгновение мог измениться на серый — так в мелком озере отражается любая смена погоды.

— Я не большинство, — заявила она.

— Верно, — согласился Гас Пирс. Даже такой олух, как он, был в состоянии это увидеть. — Ты точно не из большинства.

Поезд начал тормозить у платформы Хаддана; от свистка, длинного и низкого, задрожали стекла в ближайших к железной дороге домах, испуганные вороны сорвались с вершин деревьев и телеграфных проводов. Карлин взялась за свой рюкзак. У нее было сто пятьдесят долларов, которые она собиралась потратить на билет до дома в июне, и не было никакой уверенности, на что жить до того времени. Она, скорее всего, не стала бы общаться с Гасом, даже если бы он и не затеял этого дурацкого чтения мыслей, и он нисколько не удивился, когда она заторопилась к выходу до остановки поезда и принялась вытаскивать из-под сиденья чемодан. Когда Огаст предложил свою помощь, Карлин внимательно оглядела его. Она по опыту знала: лучше всего сразу сказать человеку, что он никогда ей не понравится. Это помогает избежать множества неприятных моментов и неловкости в конце.

— Нам лучше всего на этом и закончить, — сказала она. — Ты мне неинтересен.

Гас согласно кивнул:

— Да и с чего бы?

Он был настолько смущен идеей, будто бы мог питать какие-то надежды на ее счет, и настолько искренне это выразил, что Карлин невольно улыбнулась, прежде чем пойти к выходу. Глядя ей вслед, Гас подумал, что волосы ее — цвета звезд из тех бледных далеких галактик, которые находятся чересчур далеко, чтобы их когда-нибудь нанесли на карту или дали им названия. Он влюбился в Карлин в тот самый миг, когда отказался от всяких притязаний на нее. Когда они встретятся в следующий раз, она, наверное, просто пройдет мимо, будто бы он кусок дерьма или мусор. А может быть, и нет, странные вещи происходят с тех пор, как Гас отправился в Хаддан. Например, в самолете до Нью-Йорка стюардесса принесла ему бесплатную маленькую бутылочку «Чивас», не задавая никаких вопросов. В клубном вагоне он попросил пачку картофельных чипсов, а кассир дал еще и сэндвич с тунцом. Самым неожиданным и удивительным было то, что прекрасная девушка не только разговаривала с ним, она улыбнулась ему. Говоря по правде, это была самая широкая полоса удачи, какая когда-либо выдавалась Огасту Пирсу.

Выйдя из поезда, он, кажется, не сошел со светлой полосы. Двое старшекурсников из Хаддан-скул — Сет Хардинг и Робби Шоу, симпатичные серьезные парни того типа, который ни при каких обстоятельствах не ассоциировался с Гасом, — держали плакат с его именем. Когда он подошел, они подхватили его рюкзак и принялись хлопать Гаса по спине, будто бы он был их давно потерянным братом. На улице, вдохнув упоительный деревенский воздух, поглядев на синее небо над головой и услышав насвистывание певчих птиц, Гас ощутил головокружение от смущения и от какого-то чувства, которое, будь он кем-нибудь другим, непременно принял бы за радость.

— А вы уверены, что ни с кем меня не спутали? — спросил Гас, пока его встречающие грузили багаж в заведенный БМВ, припаркованный у края тротуара.

— Высший балл за вступительные тесты? Редактор школьной газеты восьмого класса в Хенли-скул, Нью-Йорк? Это точно ты, — заверили его Сет и Робби.

Долговязый Гас втиснулся на заднее сиденье машины Сета. Хотя они располагали явно отрывочной информацией, именно это были лучшие фрагменты автобиографии, почерпнутые из его заявления о приеме в Хаддан-скул и из характеристики, в которой сознательно опускались сведения о его склонности к депрессии и бунтарству, а также тот факт, что он был временно исключен из Хенли-скул за лень и недисциплинированность. Но черт с ним, он, по крайней мере, бесплатно доберется до школы. Когда они проезжали мимо Карлин, которая тащила свой тяжелый чемодан по мощенному плиткой тротуару, Гас обернулся и скорбно поглядел на нее, мечтая, чтобы она увидела его в окружении столь невероятных спутников.

За время короткой поездки до школы Гасу сообщили, что ему выпала честь поселиться в «Меловом доме», хотя он, со своей стороны, даже представить не мог, почему выбрали именно его, так же как не смог понять, что такого вожделенного в этом обветшалом старом здании, к которому они подъехали. Снаружи «Меловой дом» ничем не отличался от остальных спальных корпусов школы. Приземистое квадратное строение, облицованное белой вагонкой, с широким парадным крыльцом, заваленным роликовыми коньками и хоккейными клюшками. С противоположной стороны у забранной решеткой двери стояли бачки с мусором вперемежку с дорогими горными велосипедами. На первом этаже располагалось несколько изящно отделанных комнат, с мебелью красного дерева и работающими каминами, но подобные помещения всегда доставались старшекурсникам, новичков же отправляли на чердак. В задней части дома размещались две отдельные квартиры. В одной жил тренер, Дак Джонсон, знаменитый тем, что от его храпа дрожали в окнах стекла, а во второй обитал Эрик Герман, который проводил больше времени в кабинете на гуманитарном отделении, чем в собственной квартире.

Из-за близости реки сырость в «Меловом доме» ощущалась гораздо сильнее, чем в любом другом здании. Пленка плесени вырастала на каждой вещи, забытой на ночь в душевой, а по вечерам на стенах и на полу в коридоре улитки оставляли скользкие дорожки. Каждый новый семестр появлялись мальчишки, неспособные противиться желанию забраться на крышу, чтобы попробовать помочиться прямо в реку Хаддан из этой опасной позиции. Ни один из них не преуспел, и, слава богу, ни один не свалился в процессе, но даже ассоциация выпускников, никогда не проявлявшая тяги к переменам, признавала, что здание сконструировано ненадежно. Прошлой весной на крыше наконец установили перила. Однако сам дом до сих пор пребывал в ужасном состоянии, из-за допотопной электропроводки свет гас во время грозы, а канализация булькала и засорялась. Под стропилами в дальнем конце дома, у покрытой сырой штукатуркой стены, из поколения в поколение селились злобные еноты, которые ссорились и суетились по ночам, так что их перебранка и ворчание вползали в сны новичков, живущих на чердаке, и ни один из этих мальчишек не спал спокойно, пока первый семестр не оказывался позади.

Однако ни один человек не осмеливался предложить, чтобы этот древний корпус снесли, и большинство народу завидовало его обитателям. Ходили слухи, будто ученики могут купить право проживания в нем, и строились предположения, что шансы на поселение в «Меловом доме» значительно увеличиваются, если твой отец или какой-нибудь родственник раньше уже учились в Хаддан-скул. И в самом деле, из проживания в «Меловом доме» можно было извлечь очевидные преимущества. Во всех остальных корпусах ученикам приходилось чистить пылесосом полы и намывать ванные комнаты, но для «Мелового дома» ассоциация выпускников нанимала горничную, она приходила каждую среду, чтобы забрать в стирку белье, а по четвергам застилала кровати чистыми простынями. «Меловые» парни были первыми, кому предоставляли выбор курсов, и, поскольку при корпусе имелась собственная парковка, старшекурсникам позволялось держать машины на территории школы. Подобные привилегии, естественно, приходилось отрабатывать. Вот уже более сотни лет юноши, жившие в «Меловом доме», выпускались с лучшими отметками в группе и получали доступ в мир избранных, с помощью тех, кто учился здесь раньше. Выпускники из «Мелового дома» входили в приемные комиссии большинства колледжей, и в большом мире их тоже ждали бывшие выпускники, они с радостью брали на работу собратьев, которые жили в доме у реки, в этой развалюхе из досок и кирпичей, где ветер грохочет в дымоходах и лебеди устраивают настоящее побоище, когда их прогоняют с крыльца.