Любимицы королевы - Виктория Холт

Граф пробыл дома меньше недели, когда прискакал курьер с сообщением, что едет графиня Мальборо.

Сара Черчилл ворвалась в дом, будто ураган — как некогда Алиса характеризовала ее появление. Кастрюли и сковородки блистали чистотой, мебель тоже; с кухни доносились вкусные запахи. Граф так обрадовался предстоящей встрече с женой, что не поскупился на расходы. Эбигейл смотрела из окна, как он шел ей навстречу, как взял жену за руку, не подходя вплотную, словно желая получше рассмотреть ее, а потом надолго заключил в объятия. Шляпа леди Мальборо оказалась смятой. Что она скажет? Но графиня как будто ничуть не огорчилась. Эбигейл с удивлением заметила, что они оба смеются, она ни разу не видела, чтобы леди Мальборо смотрела с такой любовью на кого-то, и даже не могла предположить, что она на это способна.

Они вошли в дом, и Эбигейл тут же услышала ее громкий голос:

— А где моя семья? Почему меня никто не приветствует?

Все, разумеется, были на месте. Никому не могло прийти в голову вызвать недовольство графини.

Об Эбигейл Хилл леди Мальборо не спрашивала, и девочка поняла, что она забыла о ее существовании.

Счастливее всего леди Мальборо бывала в обществе мужа. Она любила интриги, но чтобы вести их, требовалось жить при дворе принцессы Анны, и хотя граф не мог добиться подобающей славы, находясь, по ее выражению, «в руках у жены», эти краткие приезды в Сент-Олбанс к мужу и семье были в жизни Сары Черчилл самыми радостными периодами.

На сей раз графиня приехала не ради удовольствия. Цель приезда она могла обсудить только с мужем, уединясь с ним в спальне.

Графиня сидела перед зеркалом, распустив по плечам волосы, которые так нравились ее супругу.

— Дорогой мой Маль, — сказала она, — это ожидание надоело мне до смерти. Как думаешь, долго он еще проживет?

— Этот вопрос, любовь моя, мы задаем себе уже очень давно.

— Хмм? Иногда я думаю, что он живет только назло нам.

Мальборо рассмеялся.

— Дорогая, вряд ли можно рассчитывать, что он умрет нам в угоду.

— Его смерть обрадовала бы не только нас. Хоть бы он вернулся к себе в Голландию. Мы бы вполне обошлись без него. Я рассчитывала, что к этому времени корона будет на голове моей толстой, глупой Морли.

— Тише!

— Ерунда, Маль. Нас никто не может услышать, а если б и услышали, то не посмели бы болтать о том, что я говорю.

— Враги могут оказаться повсюду.

— И у нас в доме? Дорогой мой, здесь мы в полной безопасности. Теперь я хочу поговорить о деле. Когда наступит великий день, мы должны быть готовы, не так ли? Дорогой мой Маль, ты — гений. Я это знаю. Сама я могу делать с Морли все, что захочу. Однако у нас есть неприятели, и, по-моему, пора выстраивать против них оборону.

— Кажется, моя дорогая Сара становится военачальником.

— Послушай, даже взойдя на трон, моя толстая подруга не станет всесильной. Она будет окружена министрами. Время абсолютной монархии прошло. Нам нужны друзья, Маль, очень нужны.

— Сара, милая, не думаю, что нас с тобой очень любят. Полностью я могу доверять только одному человеку. Этот человек — ты.

— Господи, Маль, мы с тобой едины, и ничто на свете не изменит этого. Но друзья нам понадобятся. Согласен?

— Друзья всегда полезны.

— Полезны? Они необходимы.

— Где же мы их найдем?

— Привяжем к себе.

— Как?

— Иногда мне кажется, что самый блестящий на свете воин слаб в стратегии.

— Слава Богу, у него есть жена, способная возместить этот недочет.

— Шутки в сторону. Ты забыл, что наши дочери достигли брачного возраста?

— Брачного? Да ведь Генриетте…

— Шестнадцать, Маль. Она вполне созрела для брака.

— Нет еще, нет.

— Ты такой же, как все отцы. Они готовы вечно считать дочерей детьми, дабы создавать у себя иллюзию юности.

Граф улыбнулся.

— Хорошо, за кого ты хочешь выдать Генриетту?

— У Годолфина есть сын, Френсис.

Мальборо уставился на супругу.

— Ну? — спросила Сара. — Какие возражения могут быть у вас, милорд, против этого союза? Годолфин — один из умнейших людей в стране. Он — сила сам по себе, как и ты, дорогой Маль; но вместе… Понимаешь, о чем я? — О союзе между Черчиллами и Годолфинами.

— Да, и можно ли прочнее, чем браком, скрепить этот союз? Внуки Годолфина будут и нашими внуками. Мы станем одной семьей, а не двумя. Разве это плохо?

— Ты забыла об одном.

— О чем же?

— Помнишь, как мы решили пожениться?

— Да, и твоя семья воспротивилась. Черчиллы не видели во мне ровню. Я не забыла. У них на примете для тебя была другая.

— Вот-вот. Но никто бы меня не заставил жениться на ком-то, кроме тебя.

— Не сомневаюсь.

— Поэтому я и говорю, что ты упускаешь из виду чувства Генриетты.

— Генриетта поступит так, как ей будет велено.

— Но ведь она наша дочь.

— Ерунда! — сказала Сара. — Я не потерплю неповиновения от своих детей.

Граф взял жену за руку.

— Будь помягче, — попросил он.

— Ты учишь меня, как обращаться с моей дочерью?

— Советую, как обращаться с моей.

Графиня улыбнулась. Она обожала мужа, никто на свете, кроме него, не мог ее урезонить.

— Итак? — спросила леди Мальборо.

— Мы пригласим сюда Френсиса с отцом. И не станем заговаривать о браке, пока не увидим, что молодой человек и Генриетта нравятся друг другу.

— Романтическая чушь! — сказала Сара.

Но согласилась.

Сара давно приглядывалась к Сидни Годолфину, так как считала, что с ним лучше пребывать в дружбе, чем во вражде. Годолфины были знатным корнуэльским родом, Сидни пользовался расположением Карла Второго, который резюмировал свое отношение к нему одной выразительной фразой: «Он никогда не стоит ни поперек дороги, ни в стороне». В устах Карла это было высокой похвалой. Нередко случается, что человек, находившийся в чести у одного монарха, при следующем оказывается в немилости. Умный Годолфин не допустил, чтобы с ним это произошло. Он получил титул, когда Карл доверил ему одно из министерств. А после смерти Карла остался одним из самых доверенных министров короля Якова и получил должность казначея у королевы Марии Беатрисы. Он принадлежал к тем тори, которые дольше всех сохраняли верность Якову. Поняв, что изгнание Якова неизбежно, Сидни голосовал за регентство. Его преданность Якову оставалась непоколебимой, и, когда Мальборо, решив, что не сможет удовлетворить свое честолюбие при Вильгельме, встал на сторону «короля за проливом», между ним и Годолфином установилась связь. Как и Мальборо, Годолфин старался выказать свою дружбу Якову, притворяясь в то же время другом Вильгельма. Снедаемые честолюбием, оба выжидали, к какой стороне примкнуть. Вильгельм обладал неоспоримыми достоинствами, и казалось несомненным, что принимать нужно его сторону, однако и тот, и другой все же следили за тем, что происходит при сен-жерменском дворе, где король-изгнанник жил вместе с женой и сыном. Права последнего были в Англии предметом спора, но Людовик Четырнадцатый признавал его принцем Уэльским.