Охотник. Здесь слезам не верят - Евгений Щепетнов

– Чушь какая! – не выдержал Сергар. – И вы в это верите?! Ну в самом деле – верите?!

– А чего же мне не верить? – тускло бросила девушка, поправляя прядку волос, упавшую на глаза, и что-то записывая на листе бумаги, расчерченном типографским способом. – Мадаев с охранниками в больнице, полицейские лечат ушибы, омоновцы с неделю не смогут работать. Так чему мне не верить?

– Да я не про этих олухов! – вспылил Сергар. – Вы же понимаете, о чем я! Вам что, свидетели не рассказали?! Там же толпа народа была, снимали на телефоны – мне сопровождающие сказали! Посмотрите, вы все увидите! Ну как я мог вдруг наброситься на этого негодяя, чтобы отнять телефон – прямо посреди толпы людей, ясным днем?! Я что, похож на идиота?! У меня денег с собой достаточно, чтобы купить не один такой телефон! Я обеспеченный человек, хозяин медицинской клиники, врач, мне зачем все это безобразие?! Он же девушку бил! А потом старушку ударил! У старушки спросите, она все видела!

– Старушки? – хмыкнула девушка. – Видела я эту «старушку». Во-первых, ей лет тридцать, не больше. Так что старушкой назвать ее очень трудно – если только загримировать. Во-вторых, сказать она ничего не может, так как до сих пор лежит без сознания. Вы что ей влили в рот, этой женщине? Свидетели показывают, что вы ей что-то вливали! Что за жидкость была в ваших вещах, каков ее состав? Наркотик? Может, под действием наркотика вы и набросились на Мадаева? А потом представили все это, как защиту девушки?

– А девушка-то где? – безнадежно, тускло спросил Сергар, как-то сразу успокоившись. – Она-то куда делась? Вы ее спросите! А что с… хмм… женщиной? Он ведь жива, так? Почему без сознания? Должна была уже встать на ноги!

– Не знаю, кому она там чего должна, но женщина в больнице и до сих пор не пришла в себя, – сухо пояснила девушка, не отрываясь от записей. – В общем и целом ситуация нехорошая, и я советую вам нанять адвоката. А пока что задерживаю на трое суток – для выяснения личности, и вообще…

– Адвоката, говорите? А я могу сделать звонок своему адвокату? – воспрял духом Сергар.

– У вас есть адвокат? Можете, почему нет? – равнодушно ответила девушка и подтолкнула телефонный аппарат к Сергару. – Звоните. Но недолго. Номер помните?

– Мне нужно посмотреть в своем телефонном аппарате, не помню! – нахмурился Сергар, ожидая отказа, но девушка без спора достала из прозрачного мешка его аппарат и толкнула по полированному столу, исцарапанному так, будто его драли кошки. – Можете с него позвонить.

Семен Ефимович Гольдштейн, столичный адвокат, с легкой руки которого Сергар и оказался в эти дни в столице, снял трубку после третьего гудка. Его мягкий, обволакивающий баритон вливался в уши, располагая к доверию и обещая полное успокоение – именно то, чего каждый клиент, попавший в беду, ждет от дорогого, весьма дорогого адвоката.

Семен Ефимович был круглолиц, круглотел, носил смешной галстук-бабочку и зарабатывал очень хорошие деньги – по крайней мере с его слов. И с его слов Сергар знал, что главное в работе адвоката – это не витийствовать в судебном процессе, а не допустить, чтобы такой процесс состоялся. И достигается это разными, иногда весьма дорогостоящими способами, чаще всего на основе личных контактов и доверительного отношения. Что именно имел в виду адвокат, скользкий, как рыба, Сергар не знал, но интуитивно понял – хороший адвокат умеет давать взятки и при этом не попадаться.

Система правосудия во все времена и во всех мирах была насквозь продажна – от простого стражника, патрулирующего улицы и обирающего мелких торговцев, до больших чинов, засевших в теплом кресле на самой высокой вершине иерархической лестницы. И ничего нового в этом не было – зачем еще люди идут в чиновники, как не заниматься поборами? Как не зарабатывать деньги, всеми возможными способами используя служебное положение?

Хороший чиновник отличается от плохого лишь тем, что он украдет на медную монету, а дело сделает на серебряник. Плохой же чиновник, временщик – украдет все, что может, все, до чего дотянутся его жадные, липкие руки, а потом сложит голову на плахе, жалобно стеная о том, что его подставили, что это была не взятка, а взнос добрых горожан на организацию домов для малолетних бродяжек и на организацию домов призрения ветеранов.

Впрочем, правильный чиновник – плохой он или хороший – попадается редко, если только совсем уж не потерял берега и не врезался носом своего чиновничьего корабля прямо в густые заросли жалоб возмущенных подданных императора. Или же проявил нелояльность к трону, своими действиями подрывая его устои. Последних не щадят, и по большому счету – правильно. Если тебя поставили на хлебное место, так хотя бы соблюдай лояльность власти, не будь идиотом, который пилит сук, на котором он сидит.

Гольдштейн все понял через несколько секунд и после нескольких уточняющих вопросов (где именно сейчас находится Олег, что ему вменяют, и вообще – за что его задержали) положил трубку, пообещав в скором времени все выяснить и затем уже навестить своего любимого клиента. Да, Сергар и на самом деле был его любимым клиентом, как и десятки других любимых клиентов, которые платили адвокату щедрую мзду.

Вообще-то, Сергар не сомневался, что Гольдштейн все уладит – в способностях своего советника он убедился, когда тот довольно-таки запросто пристроил Сергара к участию в телевизионном шоу «Война экстрасенсов». Съемки шоу должны были начаться через несколько дней, и Сергар собирался в них участвовать без предварительной отборочной стадии, где отсеивают сумасшедших и маньяков, почему-то решивших, что они обладают способностями к магии.

Успокоившись после звонка адвокату, Сергар ничего подписывать не стал, на вопросы отвечать тоже. Какой в этом смысл? Приедет адвокат, разберется, а то, пожалуй, наподписываешь на свою голову…

Девушка-дознаватель еще около получаса пыталась выжать из Сергара хоть какую-нибудь информацию, добиться от него хоть каких-нибудь ответов на свои вопросы, но скоро ей это все надоело, и она вызвала конвоира.

Через пять минут Сергар уже сидел на деревянной лавке-лежанке в камере, стены которой были отделаны типичным для таких мест манером, так называемой «шубой», ужасной придумкой больного разума неизвестного строителя.

Как некогда сказал Сергару его приятель, бывший участковый, а ныне начальник службы безопасности клиники, такая отделка нужна была для того, чтобы задержанные ничего не писали на стенах. Вот только так и не смог прояснить один вопрос – чем эти самые задержанные могут писать на стенах камеры, если все их носимое с собой имущество осталось в пакете дежурного во время личного досмотра? Проще говоря, прежде чем поместить в камеру, отбирают все, вплоть до шнурков и авторучек. Шнурками можно удавиться или удавить, авторучкой или карандашом убить, воткнув их в глаз или в сонную артерию (будто нельзя это сделать просто пальцами!).

В камере никого не было, и Сергар с удовольствием растянулся на жестком ложе, отполированном боками тысяч злодеев и людей, случайно попавших в жернова правосудия – вот как сегодня Сергар, например. Лежать было не очень удобно, или, скорее – совсем неудобно, но боевой маг в своей жизни полежал в стольких гадких местах, что этот топчан в сравнении, к примеру, с вонючим, кишащим кровососущими гадами болотом или ледяным, покрытым окровавленным снегом полем битвы мог показаться роскошным ложем в самом богатом из дворянских домов.