Требуются родители. История попаданки - Татьяна Михаль

Он снова рассмеялся, снял куртку, которую он носил, наверное, ни один десяток лет и сказал:

— Ни один человек не сможет выговорить моё имя. Так что называй меня как хочешь. Так-так и где у нас тут кухня?

Прошёл он мимо меня, проводя рукой по обклеенным обоями стенам.

— Хороший у тебя дом, Аврора, уютный. Твоему сыну тут нравилось…

И снова этот идиотский смех.

Поздравляю тебя, Аврора. Ты будешь пить чай с безумным бомжом и рассуждать о своём ушедшем сыне…

Я рассердилась на саму себя, свою слабость, на этого человека, который постоянно ржёт, насмехается и зачем-то дал надежду… Надежду на что? Похоже, мне нужна помощь специалистов, раз я готова поверить словам первого встречного о том, что мой сын жив и находится в другом мире.

— Прекратите! — зло процедила. — Прекратите смеяться! Я не вижу ничего смешного в моей ситуации! Говорите, что вам нужно и что вы знаете о моём сыне, и убирайтесь! Или не говорите ничего и всё равно убирайтесь!

И опять он смеётся.

Я хочу его придушить, убить, но лишь бы не слышать этот жестоких смех.

— Я не уйду, пока не расскажу…

— Что?! Что вы хотели сказать? Что мой сын в другом мире? Я итак это знаю…

— Сядь, — сказал он вдруг изменившимся и серьёзным тоном

Я не смогла противиться этому властному приказу и опустилась на стул, продолжая держать в руках коробку с тортом.

Он тоже сел на кухонный стул и посмотрел на меня своими безумными глазами, в которых вдруг отразилась вся вселенская скорбь и печаль. Его лицо ожесточилось и словно изменилось; скулы стали резче выступать; брови нахмурились и практически сошлись в единую линию; тонкие губы побледнели и, стало казаться, что он моментально постарел на целую вечность.

— Как с вами людьми тяжело работать, — прошептал он тихо.

— Кто вы? — спросила онемевшими губами и замерла. Из моего рта выскользнуло облачко пара, как бывает при морозе.

Я поняла, что температура в комнате резко упала. Обеденный стол в мгновение ока покрылся хрустящей изморозью…

Я поёжилась от холода.

Что происходит?

— Я ведь уже сказал, Аврора. Я, хранитель. А сейчас, в данный момент, я ТВОЙ хранитель. Мне сложно находиться в этом позаимствованном человеческом теле и сдерживать себя, чтобы ненароком не навредить ему. Поэтому давай я уже перейду к делу.

— Вы ангел-хранитель? — спросила, не понимая происходящего.

Так не бывает…

Или бывает? Неужели он сможет мне помочь и вернёт моего Пашеньку?

Кажется, что моё сердце сейчас разорвётся от волнения.

Коробка выпала из моих дрожащих и замёрзших рук, но вдруг застыла в воздухе, так и не коснувшись пола!

Незнакомец покачал недовольно головой, взял коробку и поставил её на стол. Развязал бант и поднял картонную крышку. Действительно, это был торт. Тот самый, который я люблю, «Киевский».

Мужчина, который назвал себя хранителем и смог заставить предмет застыть в воздухе, смотрел на торт каким-то очень грустным взглядом.

— Вы сказали, что перейдёте к делу… — вернула я его из странной задумчивости.

— Я не ангел-хранитель, Аврора. Эта ступень мне ещё недоступна, — произнёс он невпопад.

Потом поднял на меня свои глаза, снова рассмеялся и произнёс игриво:

— Налей нам по чашке чаю, мне так хочется попробовать человеческий торт, раз оказалась такая возможность!

Его быстрая смена настроения настораживала.

Потом он резко подскочил и, схватившись за голову, выбежал из кухни. Я даже понять ничего не успела, как он также быстро вернулся и протянул мне шерстяной плед.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Тебе холодно, укройся. А то ещё заболеешь.

И снова он стал серьёзным.

Мне было, мягко сказать, не по себе. То, что этот человек был необычным и странным, не сказать ничего. И человек ли он? Вроде бы, он обмолвился о позаимствованном теле… Только как это?

— Спасибо… — ответила неуверенно.

Я накинула плед на плечи и заварила чёрный чай. Мой кофе был безнадёжно испорчен, и варить новый не было никакого желания.

Поставила перед незнакомцем чашку чая и разрезала торт. Тоже поставила перед ним тарелку с большим куском.

Сама я ничего не хотела. Вернулась на свой стул и положила замёрзшие руки на горячий фарфор.

Моё нетерпение начинало давать о себе знать; я стала стучать пальцами по кружке, дёргать ногой и провожать взглядом каждый съеденный хранителем кусок торта.

— Вкусно, — улыбнулся он, когда с тортом было покончено. — Ты молодец, терпеливо ждёшь. Всему своё время…

Было ощущение, что он говорит не только со мной, но и с самим собой. Он посмотрел на настенные часы и сам себе кивнул.

Посмотрел снова на меня, постучал указательным пальцем по подбородку и заговорил.

— Твой сын родился в другом мире, Аврора. И он очень важен для того мира. Мы беспокоимся о том, что мальчик может пойти не той дорогой, судя по зарождению и развитию его линии судьбы. Видишь ли, мы не ожидали, что его душа так быстро переродится и выберет не ту женщину… Он до сих пор связан с тобой, Аврора и от этого страдает. Нам важен его правильный выбор…

Он вдруг приложил к моему лбу, обжигающе горячу ладонь, и перед моими глазами всплыло воспоминание. Я снова оказалась в той самой палате и смотрела на себя со стороны.

Боже… Я вернулась в свой кошмар.

— Не пачь, мама… Не пачь… — шептал уставший от болезни маленький Пашка.

А я лежала рядом с ним и судорожно вытирала слёзы, стараясь улыбаться, ведь я не хотела, чтобы мой мальчик видел горе на моём лице.

Мы лежали вместе в больничной палате — господи, уже которая палата! Я сбилась их считать.

Я гладила сына по тёмной пушистой шевелюре и целовала его в лоб, повторяя мысленно про себя: «Ты будешь жить мой маленький!», и поправляла одеяло. Эти слова я твердила миллион раз за день, каждый день, каждую неделю, отчаянно веря, что так и будет, зная, что материнское сердце, может всё, — даже спасти жизнь своему ребёнку, вырвать его из бессердечных лап болезни и смерти…