Черная книга секретов - Фиона Э. Хиггинс

— Поспешим, — велел он и двинулся вслед за человечком.

Я запер дверь лавки и последовал за хозяином, изнывая от волнения.

Деревенская церковь высилась посреди старого кладбища, а поскольку располагалось оно на склоне холма, трудновато было выкопать могилу так, чтобы она получилась не набекрень. К счастью для местных, Обадия Доск, могильщик, дело свое знал и всегда старался, чтобы дно могилы вышло ровным и чтобы покойник упокоился на спине, а не на боку. На каждых похоронах родственники и близкие покойного переминались с ноги на ногу — стоять ведь приходилось на склоне. Только горные козы, временами забредавшие сюда, ничего не имели против холма — им было не привыкать, а к тому же решительно все равно, под каким углом щипать траву и объедать кусты. Здесь козы чувствовали себя как дома. К тому же трава и кусты на кладбище по известным причинам зеленели особенно пышно.

Джо, сопровождаемый Ладлоу, миновал ржавые церковные ворота, остановился и прислушался. Ветер донес до него равномерный свистящий скрежет лопаты. Оглядевшись, Джо увидел невдалеке, за надгробиями, Обадию Доска, занятого работой.

Могильщик и в молодости был сутул, а с возрастом превратился едва ли не в горбуна. По его виду сразу можно было сказать, что он всю жизнь копал могилы, — даже пальцы у него со временем скрючились точно по форме ручки лопаты. Ухватить такими клешнями какую-нибудь мелочь было одно мучение, но Обадия радовался, что хотя бы бутылку эля ему держать удобно.

Обадия не сразу заметил пришельцев. Завидев их, он выкарабкался из ямы по приставной лесенке и не без усилий воткнул лопату в земляной холмик у края могилы. Лоб и даже брови у него блестели от пота. Могильщик утерся тыльной стороной кисти, оставившей грязный след. Нелегкая это работа — копать яму в шесть футов глубиной в промерзшей земле.

Джо Заббиду приветливо поздоровался с Обадией и пожал ему руку.

— Я видел вас у лавки, — объяснил он.

— А-а, вы ростовщик, — пробурчал могильщик. — Ну так знайте: от меня вам проку не будет. Что на мне — вот и все мое добро.

Он подозрительно глянул на Ладлоу, прятавшегося за покосившимся надгробием. Парнишка могильщику сразу не понравился — такому палец в рот не клади, живо отхватит. Вон какой тощий, небось голодный. Да еще и смотрит, не мигая, прямо жуть берет.

— Это еще кто? — спросил могильщик.

— Мой помощник, — не растерялся Джо и подвел Ладлоу поближе.

Парнишка улыбнулся и, поколебавшись, протянул могильщику руку. Тот не шелохнулся.

— Помощник? Подмастерье, стало быть? И вы ему платите? Все вы, ростовщики, одинаковы. Жалуетесь на бедность, а сами живете припеваючи.

Обадия взялся было за лопату, но ростовщик придержал его за руку:

— Погодите-ка.

— Чего вам от меня надо? — нетерпеливо спросил могильщик. — Не видите, работы полно?

Джо устремил взор прямо ему в глаза — усталые глаза, — и Обадия, как ни старался, отвести взгляд не смог. В ушах у него что-то приглушенно зашумело, вроде как морской прибой. Колени подогнулись, кончики скрюченных пальцев закололо. Ладлоу в изумлении увидел, что ворчливый старик как-то смягчился.

— Похоже, вам есть что рассказать, — медленно произнес Джо Заббиду. — Не заглянуть ли вам ко мне в лавку? Скажем, в полночь. Никому нет нужды об этом знать.

Могильщик с трудом выдавил:

— Может, и зайду. А может, и нет.

— До встречи, — невозмутимо откликнулся ростовщик, точно его приглашение было принято безоговорочно.

После этого он наконец выпустил могильщика из-под прицела своих пристальных глаз, и старик оперся на лопату, чтобы не упасть.

Из мемуаров Ладлоу Хоркинса

Так я и не понял, что же произошло тогда на кладбище. Понял только, что хозяин и могильщик о чем-то договорились, но о чем — поди разбери. Когда мы направились к воротам, я вдруг почуял, что за нами следят, и краем глаза заметил какую-то фигуру, прятавшуюся за деревом. Судя по платью, это был местный священник. Я подергал хозяина за рукав. Джо тоже увидел священника и приветственно кивнул ему, но преподобный отец отчего-то ужасно смутился и со всех ног кинулся в церковь.

У лавки никого не было, не считая тройки мальчишек, которые при виде Джо обратились в бегство. Они так припустили с холма, что хозяин даже засмеялся. Внутри мы устроились у очага. Я выждал минуту-другую, но хозяин, похоже, не настроен был беседовать, а наладился вздремнуть. Пока он не уснул, я решил спросить его насчет моих обязанностей.

— Обязанности? — Джо Заббиду широко зевнул. — Попозже все объясню. А пока что не буди меня, если только клиент не появится.

Тем дело и кончилось.

Я поплелся в соседнее помещение, облокотился на прилавок и задумался. Пестрая лягушка Джо некоторое время созерцала меня, соскучилась и отвернулась. Положение мое было странным. Прокормиться-то я всегда умудрялся, а вот работы у меня никогда не было — настоящей службы. Уж так меня воспитали мамаша с папашей, а они были жулики из жуликов — всю жизнь промышляли воровством. Поэтому мне выбирать не приходилось, и я просто пошел по их стопам, причем даже до того, как, собственно, выучился ходить. Во младенчестве я был крошечным и тощеньким, рос медленно, так что, когда мне исполнилось полтора года, папаша придумал такую штуку. Он клал меня в хлебную корзинку и носил на голове, для виду положив сверху несколько черствых караваев. Помню эту качку: со страху я вцеплялся в корзинку, как клещ. До сих пор не могу путешествовать, меня в любой повозке начинает тошнить.

Так вот, папашин трюк. Как только подворачивался удобный случай, папаша подавал мне сигнал: «За дело, малыш». По этой команде я должен был стащить шляпу или парик с головы прохожего, которого миновал папаша. Представьте себе изумление ни в чем не повинного господина, внезапно обнаружившего, что на голове у него ничего нет! Разумеется, к этому моменту папаша был уже далеко — он отлично умел исчезать в толпе.

Этот промысел приносил папаше изрядный доход, ведь парики и шляпы ценились высоко и платили за них щедро. Однако, естественно, с возрастом корзина стала мне мала. Мамаша предлагала продать меня в ученики трубочисту — я по-прежнему был щуплый и тощий, так что пролезать в узкие трубы и коленчатые дымоходы мне было бы сподручно. К этому времени я уже понимал, что родители видят во мне не сына, а источник доходов, и только и думают, как бы стрясти с меня побольше, чтобы им на выпивку хватило. Они и глядели-то не на меня, а вроде как сквозь, а от джина глаза у них были остекленелые. Маленьким трубочистам жилось трудно, да они и не заживались на свете, так что я от души порадовался, когда папаша решил, что меня лучше и, главное, выгоднее приспособить в карманники. Учиться этому ремеслу я особенно не учился, не считая папашиных вразумлений ремнем, — меня очень быстро спровадили на улицу и велели браться за дело, дав понять, чтобы я не смел возвращаться, не принеся по меньшей мере шести шиллингов. Как раз родителям на выпивку.