На зависть королеве - Ирина Щеглова

– А потом? – спросила я.

Илона пожала плечами.

– Больше та девушка на танцах в клубе не появлялась, – ответила она.

– Понятно, что ей там делать, – согласилась я.

Маринка как-то незаметно сдружилась с Илоной, а мне понравилась Рита, поэтому мы собирались теперь довольно большой компанией: тут и Лариска, и еще кто-нибудь из девчонок присоединялся.

А потом начались дожди, и я влюбилась в Тиму…

Я его с начала учебного года заметила. Нет, конечно, я и раньше его видела, но почему-то не обращала внимания. Даже пару раз танцевала с ним на школьных дискотеках. В общем, ничего особенного. А теперь едва здоровались, когда встречались в школьных коридорах. И щеки у меня неизменно заливались краской, я старалась пониже опустить голову и быстро-быстро проскочить мимо.

Я думала о нем. Часто. Очень часто. Он не то чтобы красивый: среднего роста, широкоплечий, светловолосый, глаза у него большие, серые и задумчивые, даже когда он улыбается. И улыбка хорошая, добрая, открытая. Он не играет на гитаре в ансамбле, не поет, насколько мне известно, не пишет стихов, носит костюм, в отличие от многих наших ребят, которые норовят одеться, чем нелепее, тем лучше.

Короче, он не такой как все.

Учителя разговаривали с ним, как с равным. Я знала, что он свободно говорит на английском, неизменно побеждает во всех олимпиадах, учится лучше всех среди выпускников и собирается поступать в МГИМО. И еще я знала, что он сделал себя сам. Семья у него самая простая, мама медсестра, отец где-то на заводе работает, вроде бы еще есть сестра младшая.

Раньше мне нравился его одноклассник – Игорь. То есть он мне просто нравился, ничего такого. Я и Маринке об этом говорила. Но она сразу резко остановила меня:

– У него есть девушка!

Есть, так есть. Я же не против. Можно подумать, сразу кинусь отбивать.

Ну, у Тимы-Тимофея никакой девушки нет. Это я узнала, не обращаясь к Маринке. Просто навела справки, и все. Друзей много. Веселый, компанейский и совершенно свободный.

Эта новость нас сблизила. Я имею в виду Илону и Маринку, потому что никому другому о своей влюбленности я не сообщала.

Новость затмила Маринкиного Стаса и, как ни странно, мы даже перестали говорить о нем, словно забыли. А может, я в тот момент так увлеклась собственными переживаниями, что мне просто не до того было, не знаю…

В школе устроили первую в учебном году дискотеку. Как я готовилась! Мы с Илоной перебрали весь мой гардероб, подбирая наиболее удачный наряд. Наверное, на первый бал так не собирались. В общем, остановились на черной обтягивающей кофточке и совершенно потрясающей юбке. Юбка французская, папа из Парижа, между прочим, привез. Так что, в смысле внешнего вида все было замечательно. То есть я не должна была ударить лицом в грязь.

Сначала был концерт, и я должна была читать стихи. Но тут начались неприятности. Мы с Маринкой сидели за столиком недалеко от сцены. Илона на такие мероприятия не ходит. Она меня собрала, напутствовала и проводила. Дальше я должна была справиться сама. А я не справилась. Но – все по порядку.

Итак: в актовом зале расставили столы и стулья, чтобы создать праздничную, непринужденную обстановку. Мы с Маринкой сели за такой стол, чтоб быть неподалеку от компании Тимы.

Я краснела и бледнела, поглядывая на своего избранника. Маринка шепотом давала мне какие-то советы, которых я не слышала. Потом меня объявили, а я не расслышала, объявили еще раз, Маринка двинула меня под столом ногой, я вскочила… точнее, дернулась, чтобы вскочить, и тогда (о ужас!) стул накренился, и я полетела на пол. Вокруг засмеялись. Маринка подала мне руку, я встала и, чтоб не терять лицо, засмеялась тоже. Быстро пошла на сцену, чувствуя, как подгибаются колени. Я могла грохнуться еще раз, потому что высоченные каблуки мешали мне сохранять равновесие и непринужденность. Я смотрела в пол, боясь увидеть Тимино лицо, поймать на себе насмешливый или сочувствующий взгляд. Короче, глупее я не чувствовала себя никогда в жизни.

Стихотворение протараторила скороговоркой, потому что у меня пылали щеки и сама себе я казалась уродливой дурой, неизвестно зачем оказавшейся на сцене у всех на виду. Закончив тараторить, я быстренько сбежала со цены, юркнула за свой столик и, переведя дыхание, сквозь зубы прошептала Маринке:

– Совсем кошмар?!

Она только головой покачала, я поняла, что дела мои плохи.

– Хочешь, уйдем? – спросила Маринка.

Я кивнула.

Как только все выступления закончились, мы потихоньку покинули зал, оделись и выскользнули из школы никем не замеченные.

Вскоре мы уже стояли у дверей Илонкиной квартиры. Она открыла и уставилась на нас с недоумением.

– Что, дискотека уже кончилась?

– Нет, только началась, – ответила я, – мы ушли.

Илона кивнула:

– Входите…

Родители ее были уже дома. Так что мы закрылись в комнате и шушукались, как заговорщики.

Я все время хваталась за голову и рассказывала о себе как о последней идиотке, Маринка щурилась и бесстрастно пожимала плечами. Илона слушала, а потом подвела черту:

– Ну и правильно сделали, что ушли.

– Ты думаешь? – переспросила я.

– Конечно.

– Но что же мне теперь делать?

– Надо подумать, – ответила Илона.

А потом разговор перешел на Маринку. Она ведь рассказывала Илоне про Стаса. Ну Илона и спросила:

– Как Стас?

А Маринка ответила:

– Его в армию забирают…

Мы так удивились. Я даже забыла о своем промахе. Как же так? В армию? Стаса? Ведь он учится, должна же быть отсрочка!

Маринка что-то невнятно объясняла, путалась, сетовала на то, что сама толком не понимает, что произошло. Мы сочувствовали, конечно, даже пытались советовать. Домой разошлись поздно.

Потом были выходные, а в понедельник никто уже и не вспоминал о злополучной дискотеке. Неделю я ходила по школе тише воды, ниже травы. Тиму старалась не замечать. И каково же было мое удивление, когда однажды, на лестнице, он, пропуская меня вперед, приостановился и поздоровался, как будто мы с ним давние друзья. Вот странно!

Илона шла за мной. Она расценила поведение Тимы как хороший знак. Я ликовала. Значит, я все-таки не такая уж дура!

Маринка пришла в школу торжественно строгая и отрешенная.

– Что случилось? – спросила я.

– Стаса забрали! – она сообщила эту новость трагическим шепотом, так, что мне стало не по себе.

На уроках и переменах Маринка то и дело доставала платочек и прижимала его к глазам.