Музыка тысячи Антарктид - Ирина Молчанова

— Часто тут ходите? — поинтересовался молодой человек.

— Да, довольно часто. — Про последние дни, окрашенные черной паранойей, она решила не упоминать.

Он придержал ее за локоть, когда они поднималась по небольшому пригорку к тротуару. С ней прежде никто так учтиво не обходился, снова стало неловко, и щеки обжог румянец. Хотелось поблагодарить за проявленное внимание, но она не осмелилась. Да он, кажется, и не ждал похвалы. Его действия выглядели такими естественными, как нечто привычное, совсем обыденное. Ничего схожего с неумелыми, суетливыми ухаживаниями мальчиков из колледжа.

Катя нерешительно остановилась у трамвайных путей, не зная, как лучше всего попрощаться.

— Провожу вас, — то ли предложил, то ли уведомил молодой человек.

Она настороженно проследила его взгляд, кинутый на ее дом, и спросила:

— Откуда вы знаете, где я живу?

— А я и не знаю, — весело улыбнулся незнакомец, — рассчитывал, вы покажите.

— Не обязательно меня провожать, — с большим трудом выдавила она из себя.

В свете фонарей полыхнули зеленые глаза, и у нее по спине от затылка побежали мурашки. Какие-то неправильные, доставляющие мучительное наслаждение.

«Может, он гипнотизер? Один из тех шарлатанов, которые пудрят доверчивым людям мозги, чтобы потом обокрасть квартиру?»

Но сколько она ни смотрела на него, распознать, находится ли под гипнозом, не удавалось.

— Меня это не затруднит, — между тем, переводя ее через дорогу, обронил молодой человек.

Катя была разочарована, ей хотелось услышать что-то другое. Девушка самой себе стыдилась признаться, что именно «другое» и в какой сентиментально романтичный бред ее повергает его пристальный взгляд.

Прежде чем войти в полутемную березовую аллею, Катя еще раз воровато посмотрела в красивое лицо юноши, позволив сердцу сладостно замереть. Таких причесок, как у него, никто сейчас не носил, парни стриглись либо очень коротко, либо отращивали длинные патлы. Этот же словно сошел с картин эпохи романизма: черные взлохмаченные волосы, чуть вьющиеся на концах, закрывали уши и спускались немного на воротник куртки. Такой «творческий» беспорядок необыкновенно ему шел. На фоне черных волос лицо казалось еще бледнее, а зеленые глаза ярче. Прямой, аккуратный нос, высокие скулы, полные губы — все в нем было до странности правильным и красивым.

«Он, наверно, не знает про существование соляриев». — Катя свернула на тропинку, ведущую к дому. Мама с папой уже пришли с работы — в кухне горел свет.

Девушка остановилась возле своей парадной.

— Пришли.

Незнакомец не спешил прощаться, вместо этого пристально разглядывал ее.

«Неужели попросит номер телефона? Зачем я ему? Слишком шикарно, чтобы оказалось правдой».

Номер телефона он в самом деле не попросил, сказал:

— Приятно было с вами пройтись, извините, если я тогда в парке вас напугал.

Слышать от кого-то извинения она не привыкла, особенно от парня, особенно когда парень ни в чем не виноват.

— Все в порядке, — заверила Катя и, не в силах больше сдерживаться, счастливо улыбнулась.

«Какая глупая, просто дурочка, — корила она себя, — он сейчас уйдет, больше мы никогда не увидимся. Чему же радуюсь? Кто-то меня заметил, и я сразу потеряла голову! Кто-то… Ну конечно! Этот кто-то в сто раз лучше, чем любой замечавший меня раньше. А почему и решила, будто он так хорош? Манеры, красота… но ведь это еще не все, это не самое главное. Что я про него знаю? Да ничего! Кажется, он умен… и это все, что мне известно».

— До свидания, — нарушила она до неприличия затянувшееся молчание.

— До свидания, — как эхо повторил он.

* * *

«Как знать, после какого часа в птичьем мире запрещается шуметь?», «Международный день борьбы за ликвидацию насилия, бла-бла», «Провожу вас, дайте вашу ручку», «Меня это не затруднит», «Приятно было с вами пройтись, бла-бла», «Ай извините, ох простите».

— Какой же он дура-ак! — Молодой человек в черном пальто шел по набережной, глядя прямо перед собой. Вдоль домов с темными окнами стояли машины, за чугунной оградой спала под снегом река. Улицы безлюдны и белы. Небо с застывшими серебряными звездами, черно-синее, глубокое и бездонное, как океан в штиль. Вереница фонарей вдоль канала ярко освещала стены старинных малоэтажных зданий. И по ним скользили тени, история оживала в каждом уголке мрачного северного города. Катили экипажи, скакали лошади, прогуливались разодетые дамы, джентльмены.

Молодой человек в пальто и вычищенных до блеска ботинках на приветствие дам с зонтиками не отвечал. История царского Петербурга его не интересовала. Все мысли занимало увиденное и услышанное в одном парке на окраине города, где его свихнувшийся брат, по всей видимости, окончательно решил прописаться.

«И все ради какой-то глупой девчонки! — Ладони сами собой от ярости сжимались в кулаки. — Да что он в ней нашел? Невесть какая красавица, тускленькая, моль натуральная! Безмозглой курицы Элизабет ему оказалось мало, так он еще одну себе такую же подыскал!»

Под ноги ему упала женщина в обносках, умирающая от голода и холода, он перешагнул через нее и пошел дальше, подумав: «Братца бы в блокадный Ленинград, столько обессиленных людей, он бы тогда и думать забыл крутить любовь с куском мяса! И занялся, наконец, делом!»

На тени прошлого обладатель черного пальто давно перестал обращать внимание, для него все эти несчастные, продолжавшие жить земной жизнью после смерти, ничего ровным счетом не значили. Для них же он был бесплотным духом, сквозь которого они запросто могли пройти.

«Катя, Катя… Она ему не пара! Ему не нужна пара! Можно подумать, нам было плохо вдвоем! Что он, интересно, скажет, когда поймет, что она такая же потаскушка, как его дорогая Элизабет, как все женщины… Какой же глупец!»

Впереди показалась невысокая фигурка в кроличьей шубе и отвлекла от размышлений. Женщина двигалась нетвердой походкой, покачивалась, то и дело хваталась за перила и хихикала.

— То, что надо. — Мрачное лицо с холодными голубыми глазами просветлело, на губах заиграла плотоядная улыбка. Догнать нетрезвую дамочку не составило труда.

— Ой, — хихикнула она, когда врезалась в него головой, — здрасти-мордасти.

— Привет-привет, — промурлыкал он.

Взгляд женщины, как всегда то бывало со слабым полом, при звуке холодного голоса стал осмысленным.

«Протрезвела», — отметил молодой человек и положил руку в черной перчатке дамочке на плечо, с любопытством разглядывая небрежно намотанный на тонкой шее синий шарф.

Женщина занервничала, оглянулась на пустынную улицу и тихо спросила:

— А какой час, не подскажете?

Он засмеялся, отодвинул рукав пальто и, глядя на свое белое запястье, не обремененное часами, проронил: