Фридрих Львиный Зев верхом на шмеле - Верена Райнхардт

— Развяжи его, — приказал Брумзель, не ослабляя хватки.

Паук яростно зарычал и попытался высвободить ногу. Но Брумзель, крепко держа ее, сказал:

— Можем устроить еще один раунд, но тогда я буду метить в глаза. Так что, долго мне ждать?

Исполненный ненависти, паук подполз к Фридриху и стал перегрызать нити.

— Поосторожнее, парня не укуси, — предостерег Брумзель.

Одна за другой все паутинные нити были разрезаны, и Фридрих снова смог двигать руками. Паутина страшно липла к одежде, но кое-как отодрать ее всё-таки удалось.

— Скажи, — дружелюбно обратился Брумзель к пауку, — а не знаешь ли ты случайно тут поблизости какой-нибудь уютной пивнушки?

— Что? — удивился паук. — Знаю. А к чему вопрос?

— Тогда я бы посоветовал тебе отправиться туда и не высовываться, пока мы завтра отсюда не улетим, — сказал Брумзель и отпустил паучью ногу.

Паук встал на все восемь лап, растеряно бормоча:

— Да… Наверно, это неплохая идея. Хорошо бы сейчас пропустить стаканчик…

И с этими словами двинулся прочь.

Фридрих смотрел ему вслед. Он все еще сидел на земле и отлеплял паутину с тела. Это было ужасно трудно, потому что паутина постоянно приклеивалась к пальцам.

Брумзель вытянул шею и одним грубым движением счистил грязь с плеча.

— Ну, что я тебе говорил о жажде развлечений? — спросил он с ухмылкой.

Фридрих даже испугался его немного. Он весь сжался, когда Брумзель схватил его за руку и поднял на ноги.

— Все в порядке?

— Э… да. Липко только, а так в порядке, — храбро ответил Фридрих.

И они вместе двинулись обратно к скале, которая теперь казалась Фридриху почти родной. Брумзель с довольным видом плюхнулся на землю у костра.

— Толстый шмель не только медовые коврижки способен тырить. Что, удивил я тебя?

— Да, — честно ответил Фридрих. И чтобы это не звучало слишком уж восхищенно, тут же с вызовом спросил: — А что ты еще умеешь?

Брумзель пожал всеми плечами:

— Все, что нужно.

Фридрих был впечатлен, хоть и не подал виду. Чем еще мог заниматься Брумзель, будучи шефом секретных служб? Маскировался? Скрывался под чужими именами? Расшифровывал тайные послания? В любом случае скучать ему вряд ли приходилось.

Какое-то время Фридрих смотрел на огонь и размышлял. Ему снова вспомнились тушки на вертелах в кухне.

— Скажи, — наконец заговорил он, — у вас тут, в Скарнланде, поедать друг друга — в порядке вещей или этот паук — исключение?

— Это закон природы, — с достоинством возразил Брумзель. — Не будем об этом.

— Ага, — сказал Фридрих. С такими ответами он был знаком.

В ту ночь Фридрих впервые в жизни, засыпая, мог видеть звезды. Ночь была холодная, но под одеялом — в самый раз. И он пришел к заключению, что за этот день все-таки показал себя лучшим шмелелетом, чем о нем всегда думали.

На следующее утро Фридрих проснулся, протер глаза — и тут же пожалел об этом: перед ним в золе потухшего костра барахтался Брумзель, старательно натираясь углем и сажей в тех местах, где с первого раза на мех налипло мало грязи. При этом он напевал: «Ах, Мария, ну что за ножки, они не могут с ума не свесть! Ах, Мария, какие ножки, прекрасные все шесть…»

— Что ты делаешь? — удивленно, но с уважением спросил Фридрих. Ведь должен же быть в этом какой-то смысл.

— Мне нужна маскировка, — без тени смущения объяснил Брумзель. — Перекрашиваюсь в черный, а то золотые полоски будут слишком привлекать внимание. Ах, Мария, ну что за глазки, их у тебя сто тысяч ведь… — Он еще раз прокатился по золе и отряхнулся. Золотых полос на нем больше не было видно, он стал полностью темно-серый. — Ну, как я выгляжу?

— И что, мне придется вот так на тебя садиться? Когда ты весь грязный? — осторожно спросил Фридрих.

Брумзель закатил глаза.

— Нет, если хочешь, я могу сесть на тебя. Только боюсь, так мы далеко не улетим.

— У меня только один костюм. И он об тебя запачкается! — закричал Фридрих.

— А что ты хочешь? Начать забастовку и спалить свой корсет? — закричал Брумзель в ответ.

— Я хочу оказаться дома, спокойно намазать булочку медом, позавтракать, а потом собираться на работу, — сказал Фридрих, положив голову на колени. — Если бы все шло своим чередом, я бы сейчас и был там, а не здесь. Далеко от всяких шмелей, в том числе от говорящих!

Брумзель вздохнул и с упреком поглядел на него.

— Что-то потихоньку я и сам начинаю сомневаться. Ты вообще понимаешь, что меня все это тоже совсем не радует? Была б моя воля, я б один полетел. Ты ведь не сможешь мне помочь, даже если захочешь. Ты для этого дела совершенно не подходишь! Но мне приходится таскать тебя с собой только потому, что Офрис находит страшно романтичным послать на это задание Львиного Зева! Я, лучший разведчик Скарнланда, опустился, черт возьми, до верхового животного! Из-за тебя!

— Так почему ты просто не отвезешь меня домой?! — в отчаянии закричал Фридрих.

— Это было бы явным неподчинением приказу, — мрачно ответил Брумзель.

Фридрих подпер голову рукой и вздохнул.

— Так что давай, полезай на спину, — проворчал Брумзель. — Ничего не поделаешь. Придется терпеть и надеяться, что по завершении этой истории все части тела у нас еще будут в комплекте.

Фридрих вполз Брумзелю на спину. Чувствовал он себя отвратительно. Воздух был холодный, ветер в лицо — еще холоднее, но Фридрих чувствовал себя плохо не поэтому. Через некоторое время он сказал:

— Брумзель? Я… э… не это имел в виду. Ты мне вообще-то нравишься. А вот эта страна — нет. И люди здесь — тоже.

Брумзель молчал. А потом подал голос:

— Да, иногда и я не уверен, нравятся ли они мне.

Фридрих чувствовал, что вообще-то ему стоило бы поблагодарить Брумзеля за спасение от паука, только он не мог придумать, как это сказать. Для такого важного случая он просто не находил подходящих слов. И ничего не сказал.

К полудню настроение у них улучшилось, а позади остался солидный отрезок пути. Вскоре после наступления темноты вдалеке показались огни Бараньей Головы. Фридрих оценил их количество и пришел к заключению, что Баранья Голова — небольшой город.

— Здесь много лет назад волки загрызли барана, — объяснил Брумзель. — Сожрали полностью, одна голова осталась. В ней поселилось несколько семейств опарышей, они основали город. Поэтому он и называется Бараньей Головой. А теперь я должен напомнить, что мы сохраняем инкогнито. Я — шмель-плотник, а ты — курьер. Ясно?

— Ясно, — ответил Фридрих. Он с любопытством рассматривал темные улочки. Казалось, что, несмотря на поздний час, жизнь там еще не затихла. — Мы просто пойдем в город и немного порасспрашиваем людей, да?