Дверь в глазу - Уэллс Тауэр

Я сказал Стивену, что с деловой точки зрения ему следует подвергнуть несчастное животное эвтаназии. Из-за этого разгорелся жуткий скандал, хотя, по-моему, было совершенно очевидно, что если человек регулярно тискает у порога своего дома полудохлую псину, мало кому захочется брать у него уроки музыки или спрашивать, как излечиться от полоумия.

— У моей горы пока нет имени, — сказал ему я. — Слушай, а назову-ка я ее в твою честь! Пускай она будет ЛЫГОН-гора! — Семейная шутка — акроним, означающий «Лысый и говна нанюхался». Стивен начал терять волосы сразу после двадцати лет, а его вздернутый кверху нос придает лицу брезгливое выражение, как будто он все время страдает от дурного запаха.

Стивен испустил сухой смешок.

— Давай-давай. Ладно, пока.

— Стой. Я пришлю тебе фотки своей хижины. С электричеством от ветряной мельницы. Ты такого в жизни не видал. Приезжай, сам посмотришь.

— А как же Чарлстон? Как Аманда?

Я выплюнул на ладонь лаймовую корочку и подбросил вверх, чтобы проверить, не клюнут ли на нее летучие мыши. Они не клюнули.

— Без понятия.

— Шутишь? Что у вас стряслось? — В его голосе появилась профессиональная докторская солидность. Вопли насилуемого тамбурина на заднем плане стали затихать.

Я не стыжусь признаться, что переживал тогда не лучший период. Меня, как и множество других опытных и уважаемых людей, застали врасплох внезапные потрясения на чарлстонском рынке недвижимости. Мне пришлось занять некоторую сумму наличными у своей бывшей невесты, богатой женщины, которая не думала о деньгах, пока никто не трогал ее кошелька. У нас начались трения, и свадьба расстроилась. Последние свои средства я употребил на покупку холма, на чьей гордой вершине находился в настоящий момент. Четыреста акров плюс домик, почти достроенный стараниями моего замечательного соседа Джорджа Таббарда — кстати, он же и продал мне землю. Единственной неприятностью было то, что предстояло провести здесь год — но следующей осенью я планировал разбить участок на куски, распродать их, уклонившись от грабительского налога, который в этом штате драли с нерезидентов, и пуститься в новое житейское плавание с парусами, туго надутыми ветром прибыли, и загородным домиком в придачу.

— Ничего не стряслось, — ответил я. — Она была туговата на ухо, и из дырки у нее попахивало. Зато мне достался за гроши отличный ломоть девственной Америки. Так что валяй, приезжай.

— Мне сейчас не очень удобно, — сказал он. — Да и билет дорогой. И вообще, Мэтью, у меня клиент! Давай после поговорим.

— Плевать на билет, — сказал я. — Лети за мой счет. Приглашаю тебя в гости.

Честно говоря, я не собирался делать такое предложение. На банковском счете Стивена наверняка было больше денег, чем на моем, но его нытье всегда так меня бесило, что я просто не мог бороться с желанием немедленно хлопнуть его по башке мешком с дублонами. Тогда он сказал, что не может бросить Беатриче (колли была еще жива!). Ладно, сказал я, если он найдет заведение, где ее будут доить и кормить с ложечки, я оплачу и эти услуги. Он сказал, что подумает. Потом в трубке загрохотала маримба, и Стивен дал отбой.

Разговор со Стивеном выбил меня из колеи, и я пошел обратно, чувствуя глухое раздражение. Однако мне сразу стало веселее, когда я увидел на крыльце, пока наполовину состоящем из голых брусьев, своего соседа и приятеля Джорджа Таббарда. Он стоял на лестнице и приколачивал к балясине над дверью новую резную штуковину.

— Привет, кореш, — сказал он. — Я соскучился и изваял тебе еще одну безделушечку.

Конечно, он не был незваным гостем. Мы с ним чуть ли не каждый день вместе трудились над моим домом и чуть ли не каждый вечер вместе ужинали.

Джорджу давно перевалило за шестьдесят, но он был слеплен из того же теста, что и я. Его предки жили в этих краях с середины XIX века, а сам он имел за плечами пару-тройку жен, породил горстку наследников и вдоволь поскитался по белу свету, прежде чем уйти на покой и осесть здесь с десяток лет назад. Он построил мою хижину практически целиком и не выражал недовольства, получая от меня посильное вознаграждение, хотя в городе запросто мог бы зарабатывать вдвое больше. Но даже больше, чем его усилия, я ценил его компанию, действующую как мягкий наркотик. Он пил, шутил и готов был убивать целые вечера трепом о бабах, бензопилах и об особенностях ведения хозяйства в лесной глуши, словно в жизни просто не существовало других достойных обсуждения тем.

Пара взвизгов шуруповерта — и он зафиксировал свое творение, четырехфутовую гирлянду деревянных помпончиков вроде тех, какие можно увидеть над приборной панелью в машине мексиканского наркодилера. Первое из его изделий я встретил с радостью, однако в дальнейшем Джордж изукрасил своими резными фантазиями все карнизы и балки моего жилища. Он приносил очередную поделку примерно раз в три дня, и вскоре мой дом стал напоминать то, что люди дарят любовницам, отправляясь с ними на уикэнд в дешевый мотель. Но падать в обморок при виде такого великолепия здесь было некому, и я не видел в художественных экзерсисах Джорджа особенного вреда. Впрочем, иногда меня все же слегка пугала мысль, что я вынужден буду жить в кружевном аду, пока Джордж не переедет или не отдаст богу душу.

— Ну вот, — сказал он, отклоняясь назад, дабы полнее насладиться зрелищем. — Симпатичная получилась херовинка, не находишь?

— Я в экстазе, Джордж. Спасибо.

— Может, сыграем в нарды?

— Давай.

Я пошел внутрь и взял доску, ром и банку с оливками, которыми сегодня запасся в магазине. Джордж был безжалостным противником, а игра — шумным и бессмысленным занятием, но мы по многу часов кряду сидели на вечернем холодке, попивая ром, стуча лакированными фишками и сплевывая оливковые косточки за перила, где они беззвучно пропадали в темноте.

К моему удивлению, Стивен перезвонил и сказал, что готов приехать. Мы договорились о дате — через две недели.

До поселка Эйден, где находился аэропорт, было час двадцать минут езды, но, когда мы с Джорджем туда добрались, Стивен еще не прилетел.

Я зашел в сарай из гофрированного железа, который служил терминалом. Маленькая женщина в коричневой куртке-бомбер и с шаром седых волос на голове сидела около радиоприемника, читая местную газету. Я уже с десяток раз летал сюда и отсюда, но она ничем не показала, что узнала меня, — похоже, так было принято в здешних краях. Эта намеренная нелюбезность, пожалуй, имела кое-какой практический смысл. Возьмись пожимать руки каждому встречному-поперечному, и очень скоро у тебя появится такая тьма друзей, что едва высунешь нос из дому, как об этом услышит весь округ. И все же меня слегка угнетала необходимость жить среди приличных на вид людей с манерами портовых грузчиков.

— Мой брат должен был прилететь из Бангора в одиннадцать, — сказал я ей.

— Самолета еще нет, — ответила она.

— Я вижу. А где он?

— В Бангоре.