Двойное отцовство - Таня Володина

— Через десять минут ужин будет готов, — сообщил он. — Какое вино открыть? Совиньон блан или шардоне?

— Совиньон блан, — ответила я. — Я в душ.

— Хорошо. Понадобится помощь — зови.

В этой фразе мне почудилась завуалированная насмешка. Я бросила на мужа испытующий взгляд — он вопросительно вскинул брови типа «а что я такого сказал?». Я хмыкнула и отправилась в ванную.

Вышла босая в одном полотенце. Макс достал противень с рыбой и поставил на железную подставку. Обернулся ко мне и завис. Я сбросила полотенце на пол и медленной походкой, покачивая бёдрами, подошла к мужу. Он затаил дыхание. Я встала на цыпочки, обвила его шею руками и поцеловала со всей страстью, которая накопилась за день. Прижалась всем телом — так плотно, что моя грудь расплющилась о его торс. Лёгкая боль дразнила и заставляла тереться о мужское тело. Утреннее возбуждение вспыхнуло, как стог сухого сена от зажжённой спички.

— Трахни меня, — требовательно прошептала я. — Прямо сейчас.

Макс рыкнул, подхватил меня под ягодицы и потащил в спальню. Кинул на кровать и упал сверху, жадно целуя в губы, шею, сжимая грудь ладонью. Внезапно мой затуманенный взгляд сфокусировался на сильных мужских пальцах — большой, указательный, средний, безымянный… А мизинца не было видно. Мне померещился мизинец без крайней фаланги, и на миг — всего лишь на долю секунды! — возникло ощущение, что мою грудь ласкает рука другого мужчины.

Не мужа!

Моей кожи касались пальцы альпиниста, с которым я познакомилась несколько часов назад.

Я зажмурилась, чтобы прервать навязчивое видение, но было поздно. Нахлынуло острое и реалистичное чувство, что со мной в постели не Макс Ольховский, а Илья Долин, по телу прокатилась сладкая дрожь, все волоски вздыбились, а низ живота прошила судорога удовольствия.

— Хочу тебя, — мой голос срывался от нетерпения.

Макс молча потянулся к тумбочке и взял презерватив из коробки, которая всегда там стояла. Вот чёрт! Он опять собирался надеть грёбаный презерватив! Как будто утром я не обозначила свою позицию предельно чётко: или незащищённый секс, или вообще никакого секса.

— Нет, — я впилась ногтями в его запястье. — Ты что, забыл? Мы же обсуждали сегодня этот вопрос.

— Мы ничего не обсуждали, — возразил Макс. — Ты предъявила мне ультиматум, но я не собираюсь его выполнять.

Его тон был таким же каменно-твёрдым, как и его член. Я смотрела мужу в глаза, пытаясь поймать хоть малейший признак, что он готов уступить мне. Но нет, в карих глазах отражалась решимость идти до конца. Как, вероятно, и в моих. Я сгорала от желания заняться сексом, но согласиться на презерватив, наплевав на собственный ультиматум, — значило выставить себя идиоткой и истеричкой. И позволить Максу снова контролировать наш секс и зачатие.

Я сама загнала себя в ловушку!

Но если отступлю, то ловушка превратится в западню.

Выбора не было: если я поставила мужу условия, то идти на попятную в первый же вечер — позорище. Дал слово — держи.

— Тогда слезай, — я толкнула Макса в грудь. — Зачем ты вообще понёс меня в спальню, если не собирался выполнять мои требования?

Я говорила, как террорист! Макс глянул на меня с таким видом, словно хотел ударить или изнасиловать, и в раздражении отшвырнул презерватив. Тот шлёпнулся о стеклянную дверцу шкафа, как ночной мотылёк о плафон лампы, и замертво рухнул на овечью шкурку около кровати.

— Я думал…

— Что я передумала?

— Да. Я надеялся, что ты проанализировала нашу ссору и поняла, что не права.

— Ах вон оно что! По-твоему, это я не права?

— По-моему, ты ведёшь себя деструктивно, — повторил он фразу, которую я уже слышала утром.

— И что, опять побежишь в ванную? — вырвалось у меня злобное замечание.

— Нет, — ответил мой любимый муж, — я сделаю это здесь. Можешь присоединиться, если хочешь.

Тремя резкими ударами кулака он взбил подушку, опёрся на неё и принялся демонстративно дрочить. Я задохнулась от подобной наглости, но Макс не обратил внимания на моё пыхтение. Его глаза с вожделением скользили по моему телу — от губ до груди, от живота до лобка. Он не мог трахнуть меня по-настоящему, но трахал в своей голове. И весьма жарко, судя по покрасневшим скулам. Он всегда краснел перед тем, как кончить.

— Это нечестно, — сказала я и ушла на кухню.

У него сегодня будет два оргазма, а у меня ни одного.

Утро выдалось ясное и пронзительно-холодное. В пять утра пришло сообщение от Лаврика: «Привет, какой адрес у этого вашего альпинистского траходрома?». Он никогда не держал такие мелочи в памяти: названия локаций, имена клиентов, время съёмок. Но я прощала ему безалаберность за талант и лёгкий характер. «Тебе не обязательно приезжать, я и одна справлюсь», — ответила я. Мариши не будет, а поправить волосы и припудрить лицо Ильи я и сама смогу. В том же фотошопе. «Щаззз! Я не оставлю его с тобой наедине, коварная женщина!» — тут же прилетело сообщение со смайликом, топающим ногами. Я усмехнулась и отправила Лаврику адрес.

Илья ждал у входа. Увидел джип и широко улыбнулся. Какая же замечательная у него улыбка! Как у Юрия Гагарина, когда он вернулся из космоса. У любого, на кого направлена такая искренняя улыбка, возникает ощущение, что его любят и ждут.

— Привет, Оля, — сказал Илья.

А его глаза сказали чуть больше: «Я рад тебя видеть». На самом деле рад. Не успели мы наглядеться друг на друга, как со стороны метро к нам подбежал запыхавшийся Лаврик. Сегодня он был одет не в леопардовую шубку и ботинки на высоких каблуках, а в спортивную куртку и кроссовки на толстой платформе. На голове красовалась радужная повязка. Ну, конечно, никто же без флага ЛГБТ на лбу не догадается, что он гей. Надо же всем сообщить.

— Я вам кофе принёс! — воскликнул Лаврик, показывая картонную упаковку со стаканами. — Матча-латте! Эспрессо с зелёным чаем и молоком. Антидепрессант, антиоксидант и заряд бодрости в одном флаконе!

— Звучит заманчиво, — вежливо сказал Илья.

— Ужасно звучит, — сказала я. — Какой извращенец придумал смешивать кофе и чай?

— Ну и не пей, злая девочка! Нам больше достанется. Правда, Илюша?

Ого, уже Илюша!

***

Скалодром — это просторный зал высотой метров десять со стенами в виде нагромождения камней. На камнях торчали десятки зацепов — небольших выступов разной формы для того, чтобы скалолазы цеплялись за них руками и ногами. Даже потолок был оборудован зацепами — вероятно, находились любители поиграть в Человека-паука. Весь пол был устлан толстыми матами, пружинившими под ногами. Не маты, а настоящие матрасы кинг-сайз!

Слово «траходром», использованное Лавриком, вполне подходило этому заведению. Только нас было трое — неудачное количество народу для секса. Ни то ни сё. Причём один гей, вторая замужем, а третий — слишком благороден для подобных интрижек. И вообще, ему через две недели улетать в Катманду. Зачем человеку проблемы? Как ни крути, секса между нами не могло быть ни в каких сочетаниях.