Гавань - Клэр Кент

третьем моем шагу скрипит половица — та самая половица, которая скрипит всегда.

Я слышу, как шуршит его одеяло. Теперь он шевелится. Он знает, что я здесь. Я ставлю свечу на стол. Когда я добираюсь до кровати, он хватает меня и тянет на матрас, укладывая и перекатываясь на меня сверху.

Не говоря ни слова, он целует меня, глубоко, крепко и жадно.

Его губы настойчиво прижимаются к моим. Его язык проникает в мой рот. Его тело тяжелое. Он спит совершенно голым, и его кожа горячая и влажная, когда он трется о меня.

Моя кровь быстро бежала по венам еще до того, как я добралась до его постели, а теперь пульс просто бешено колотится. Я хватаю Джексона сзади за шею, удерживая, полностью открываю свой рот для его и прижимаюсь к его твердому телу. Пружины кровати слегка поскрипывают, пока мы целуемся. Это и наше затрудненное дыхание — единственные звуки в тишине.

В комнате темно, если не считать мерцающих отсветов от моей свечи и слабого свечения луны через открытое окно, но я вижу лицо Джексона, когда он без предупреждения прерывает поцелуй и выпрямляет руки, чтобы приподнять верхнюю часть туловища. Я вижу его взъерошенные волосы. Ямочку у него на подбородке. То, как потемнели его глаза. Блеск пота у него на лбу. Его ноги обхватывают одну из моих, так что наши бедра переплетены вместе. Он даже ни капельки не улыбается, пока смотрит на меня сверху вниз.

На мгновение мне кажется, что Джексон собирается что-то сказать, но он этого не делает. Вместо этого он наклоняется, сжимает кулаками мое платье и стягивает его через голову, с грубым нетерпением швырнув на пол, а затем смотрит на мое обнаженное тело.

Он не может очень хорошо разглядеть меня при слабом освещении, но должно быть, увидел достаточно. Он уже возбудился от поцелуя, и теперь я чувствую, как его член твердеет, упираясь в мое бедро.

Джексон издает тихий звук. Ни слова. Просто короткий, хриплый выдох. Затем он сгибает локти и снова целует меня.

Этот поцелуй длится дольше. Так долго, что я чувствую себя пойманной в ловушку его весом и глубинной потребностью, которая продолжает нарастать внутри меня. Я издаю беспомощный, хныкающий звук ему в рот. Джексон немедленно отрывается от моих губ и прокладывает дорожку поцелуев вниз по моей шее, касаясь зубами моего бьющегося пульса, пока я не выгибаюсь от острого приступа удовольствия, громко ахнув.

Джексон дышит так же тяжело, как и я, когда добирается до моей груди, одаривая ее грубым, жадным вниманием.

Может, Джексон был бы другим, если бы влюбился. Если бы у него были отношения. Или если бы мир за пределами этой комнаты не погрузился в жестокий хаос, не превратился в постоянную войну, где у нас нет другого выбора, кроме как сражаться. Может, он не стал бы торопиться. Был мягче. Нежнее. Может, он бы улыбнулся или даже рассмеялся.

Может, я тоже была бы другой.

Может, я не нуждалась бы в его голодных глазах и требовательных руках в темноте.

Но именно так мы каждый раз сливаемся воедино.

Его рот на моей груди — это уже слишком. Когда я не могу держать бедра неподвижно и вынуждена бесстыдно тереться о его эрекцию, я хватаю Джексона за голову и отрываю ее от своей груди. Затем я опускаю руку вниз между нашими телами, чтобы дотянуться до его твердого члена.

У него перехватывает дыхание, но я не пытаюсь подарить ему удовольствие. Мне просто нужно прикоснуться к нему. Прикоснуться к нему. Провести пальцами по его крепкому телу, по текстуре его кожи.

Джексон переставляет ноги так, чтобы оказаться на коленях, а затем раздвигает мои бедра еще шире, чтобы поласкать меня пальцами. Я мокрая, горячая и ноющая, выгибаю спину и сжимаю в кулаке простыню, пока он двигает рукой. Удовлетворенный тем, что я готова для него, Джексон приподнимает мою задницу, пока я не оказываюсь на одном уровне с его пахом, а затем вводит свой член внутрь меня.

Он чувствуется большим, напряженным и вторгающимся. Я делаю несколько судорожных вдохов, привыкая к ощущениям. К интенсивности удовольствия. Когда я расслабляюсь, Джексон начинает трахать меня.

Он полностью контролирует мое тело. Я обхватываю ногами его бедра, насколько могу, но в основном могу двигаться только тогда, когда он двигает мной. Толчки его бедер быстрые. Сильные. Мои груди покачиваются от движения, а волосы льнут к влажной коже щек и шеи.

Его глаза скользят вверх и вниз по моему телу. От моего лица к тому месту, где его член входит и выходит из меня. Мои глаза лучше приспособились, так что я могу видеть больше деталей. Его растрепанные волосы постоянно падают ему на глаза, и время от времени Джексон быстро встряхивает головой, чтобы убрать их с лица. На его обнаженной груди россыпь темных жестких волос, сильные, рельефные мышцы рук бугрятся и напрягаются.

У меня возникает мимолетное желание погладить их. Почувствовать их форму. Провести кончиками пальцев по его знакомым чертам. Откинуть со лба его густые локоны.

Я ничего этого не делаю. Оргазм туго скручивает мое нутро, и я развожу руки в стороны, чтобы надежнее ухватиться за простыни, когда пик приближается.

Ощущения нарастают, а Джексон трахает меня сильнее и быстрее. С тихим всхлипом я отпускаю простыню одной рукой и вместо этого потираю свой клитор.

Моя киска трепещет вокруг его члена. Это разрядка, но недостаточная. Не такая глубокая и интенсивная, как мне хотелось бы. Я продолжаю тереть клитор быстрыми кругами и мотаю головой взад-вперед, издавая невнятные звуки от неудовлетворенности.

Это не слово. Ничего связного. Но Джексон охает и выходит, опуская меня обратно на кровать. Затем он переворачивает меня на четвереньки и пристраивается сзади.

Меня поглощает ноющее ощущение, настойчивая потребность, которую я чувствую всеми костями. Я громко задыхаюсь, когда Джексон снова проникает в меня, сжимая плоть моей задницы обеими руками.

Он работает в том же быстром, грубом ритме, и на этот раз помогает угол проникновения. Я хнычу, когда оргазм снова нарастает. Мои волосы падают мне на лицо, и они развеваются от моего дыхания.

Джексон собирает их в кулак, чтобы они больше не падали мне на лицо. Затем он той же рукой давит мне на шею, пока мои локти не подгибаются и верхняя часть тела не ложится на постель, оставляя приподнятым только зад.

Он издает почти первобытный стон. Трахает меня так сильно, что пружины кровати стонут,