Могила моей сестры - Роберт Дугони

– Разве это не ее шляпа? – Каллоуэй указал на коричневый стетсон.

Ее. Тут Трейси вспомнила, как нахлобучила ей на голову свой черный стетсон.

– На ней была моя.

Каллоуэй стал поднимать дверь.

– Можно мне войти? – спросила девушка.

Шериф отступил назад, и она забралась внутрь, не зная сама, что искать, но с ощущением той же тревоги, какую испытывала, когда они уезжали прошлым вечером, словно что-то забыла. Она отперла тележки. Ружья и винтовки стояли в порядке стволами вверх, как бильярдные кии. Сарины пистолеты лежали во внутреннем выдвижном ящике, патроны в отдельном запертом ящичке. Во втором выдвижном ящике, где сестра держала значки с других соревнований, Трейси нашла фотографию, на которой Дикий Билл[9]вручает ей серебряную пряжку, а рядом стоит Сара вместе с занявшей третье место. Она засунула фотографию в задний карман, взяла плащ и проверила карманы.

– Нет, – сказала Трейси, вылезая.

– Чего нет? – спросил Каллоуэй.

– Чемпионской пряжки. Вечером, перед тем как уехать, я отдала ее Саре.

– Ну и что? – не понял шериф.

– Зачем бы ей брать пряжку, если она не взяла пистолеты? – спросил Бен.

– Не знаю. Это просто…

– Просто что?

– Я хочу сказать, ей не было смысла брать пряжку, если только она не собиралась вернуть мне ее утром, верно?

– Она ушла пешком, – сказал Каллоуэй. – Ты хочешь это сказать? Она подумала, что взять с собой, и потом ушла.

Трейси посмотрела на пустынную дорогу. Белая разделительная линия огибала холм и скрывалась за поворотом.

– Так где же она?

Серебряное покрытие утратило свой блеск, но остались четко видны изображение девушки в ковбойской шляпе с двумя револьверами одинарного действия в руках и надпись по краю:

1993 Чемпион штата Вашингтон

Они нашли пряжку.

Они нашли Сару.

Переполнявшее ее чувство удивило Трейси. Это была не горечь или чувство вины. Это было даже не сожаление. Это была злоба, которая пропитала ее, как яд. Она знала. Она всегда знала, что исчезновение Сары было совсем не тем, во что все хотели верить. Она знала, что за ним кроется нечто большее. И теперь у нее было ощущение, что она может наконец это доказать.

– Финлей. – Голос Каллоуэя прозвучал так, будто исходил из дальнего конца какого-то длинного туннеля. – Уведи ее отсюда.

Кто-то коснулся ее локтя. Трейси отодвинулась:

– Нет.

– Вам нет нужды в этом участвовать, – сказал шериф.

– Однажды я уже ее оставила, – ответила она, – и снова не оставлю. Я останусь. До конца.

Каллоуэй кивнул Армстронгу, и тот отошел туда, где Роза возобновила раскопки.

– Мне нужно забрать это назад, – сказал Каллоуэй.

Он протянул руку к пряжке, но Трейси продолжала водить большим пальцем по ее поверхности, ощупывая каждую букву.

– Трейси, – сказал Каллоуэй.

Она протянула пряжку, но когда Каллоуэй взял ее, не разжала пальцев, и он посмотрел ей в глаза.

– Я говорила вам, Рой. Мы прочесывали этот участок. Мы прочесали его дважды.

* * *

Она стояла в отдалении весь остаток дня, но смогла увидеть, что Сару похоронили в позе зародыша, ногами вверх. Тот, кто принес сюда тело, неправильно оценил размер ямы, что было не так уж необычно. Когда человек находится в состоянии стресса, у него искажается чувство пространства.

Только когда Келли Роза застегнула молнию на черном мешке и заперла ее на замок, Трейси пошла через лес обратно к своей машине.

Без всяких мыслей в голове она машинально шла по склону. Солнце скрылось за деревьями, отчего на дорогу наползла тень. Конечно, Трейси знала это. Вот почему их так усердно учили, что похищенных нужно разыскать в первые сорок восемь часов. После этого срока, говорила статистика, вероятность найти человека живым резко снижается. Через двадцать часов вероятность найти Сару живой была бесконечно мала. И все же у Трейси оставалась крохотная надежда, как и у других семей, чьи близкие были похищены и так и не найдены. Такое случалось раньше. Такое случилось в Калифорнии, когда женщина, которую разыскивали восемнадцать лет, зашла в полицейский участок и назвала свое имя. Тогда надежда вспыхнула в каждой семье, где пропал кто-то из родных. Она вспыхнула и в Трейси. Когда-нибудь так будет и с Сарой. Когда-нибудь такое случится и с ее сестрой. Надежды бывают такими жестокими. Но в течение двадцати лет она хранила надежду – единственное, что отодвигало мрак на периферии сознания, пытавшийся при всякой возможности поглотить ее.

Надежда.

Трейси цеплялась за нее до самого последнего момента, пока Рой Каллоуэй не протянул ей пряжку, погасив последний жестокий огонек.

Она проехала по тому месту дороги, где двадцать лет назад они нашли синий пикап – казалось, с тех пор прошло лишь несколько дней. Проехав несколько миль до знакомого съезда, она поехала через город, которого больше не узнавала и не чувствовала с ним никакой связи. Но вместо того, чтобы свернуть налево к скоростной автостраде, она повернула направо и проехала мимо одноэтажных домов, которые в памяти оставались трепещущей родиной, полной родных и друзей, но теперь выглядели усталыми и обветшавшими. Дальше дома и дворы становились больше. Продолжая ехать на автопилоте, она притормозила, чтобы повернуть туда, где увидела ворота со столбами из речного камня, и остановила машину у пологой подъездной дорожки.

Когда-то на клумбах здесь густо росли яркие вечнозеленые растения, за которыми регулярно ухаживала мать, но теперь вместо них остались голые стебли розовых кустов. В центре ухоженной лужайки, очерченной аккуратно подстриженной изгородью из английского самшита, где когда-то раскрытым зонтиком стояла плакучая ива, теперь остался лишь пень. Кристиан Маттиоли, когда основал Седар-Гроувскую горнодобывающую компанию, нанял архитектора из Англии, чтобы тот построил двухэтажный дом в стиле королевы Анны, и городишко Седар-Гроув сразу ожил. По преданию, потом Маттиоли заказал этому архитектору добавить третий этаж, чтобы этот дом стал самым высоким и великолепным в Седар-Гроуве. Через сто лет, когда седар-гроувские копи уже давным-давно закрылись и большинство жителей уехали, а дом и двор обветшали без ремонта, мать Трейси с первого взгляда влюбилась в чешуйчатую обшивку и башенки, возвышающиеся над пологими щипцовыми крышами. Отец в поисках сельской медицинской практики купил этот дом, и вместе они все восстановили – от бразильских деревянных половиц до коробчатых потолочных балок. Они отскребли панели обшивки и шкафы до их изначального цвета красного дерева и отполировали мраморный вход и хрустальные люстры, так что дом снова стал самым великолепным в Седар-Гроуве. И так создали место, которое две сестры называли своим домом.