Каждый за себя - Александра Маринина

Ноги мы унесли. Но повторения пройденного как-то нехотелось. Пожалуй, ходить в магазин "в ночную смену" я больше нестану, уж больно район здесь непотребный.

Но то, что ждало меня дома, не шло ни в какое сравнение сэпизодом возле магазина. Дело-то было осенью и не в той ее части, когда вгороде золотисто и сухо, а в той, когда уже серо, мокро и грязно.

- Ника, почему сумки все в грязи? - сердито спросилаМадам, едва я переступила порог. - Вы что, упали?

"Ладно, думай, что я упала, если не видишь, что у менякуртка чистая"', - ответила я маленьким язычком.

Большим же языком, то есть вслух, ничего произнести неуспела, потому что взгляд Мадам упал на Аргона, радостно ринувшегося обниматьсяс ее расчудесным кремовым халатом.

- Ника, я же вас предупреждала, не давайте Аргонуваляться! Вы что, совсем за ним не смотрите? Ведите его немедленно в ванную ивымойте как следует. Черт знает что!

- Наталья Сергеевна, я не упала и не позволяла Аргонуваляться, ко мне пристали пьяные грабители, и мне пришлось отбиваться.Извините, что так вышло, но сумки пришлось поставить на землю, и я не уследилаза собакой.

Я не оправдывалась, но и скрывать правду смысла не видела.

- Какой кошмар! - переполошилась Мадам. - Зачем же выпошли в магазин ночью? У нас такой район нехороший, всего несколько приличныхдомов, а в остальных живет всякая рвань и пьянь.

Вопрос мне понравился. Действительно, зачем я пошла вмагазин ночью? Чтобы не суетиться рано поутру.

Я ведь собиралась купить продукты днем, но Алена меня непустила. А потом нужно было ждать вас всех по очереди и обслуживать горячимпитанием, причем каждого - по отдельному меню, потому что одни метут в триглотки, другие худеют, третьи оздоравливаются и омолаживаются, а у ГлавногоОбъекта, помимо больного сердца, имеется еще и больной желудок.

А мизансцена-то была прелестной! Я стою посреди просторнойприхожей и держу одной рукой сумки, которые ввиду их испачканности нельзяставить на пол, другой придерживаю за ошейник Аргона, стремящегося к теплу иуюту бежевого ковра в гостиной. Наталья громко и возбужденно разговаривает сомной. Великий Слепец сидит в двух метрах от меня и не отрывается от газеты.

Дениса не видно - наверное, сидит за компьютером в своейкомнате. А вот Алена стоит тут же, за спиной у матери, прислонившись к дверномукосяку, и насмешливо смотрит прямо мне в глаза. Особенно мне понравилосьвыражение ее лица, когда Мадам заверещала, что мне следовало бы сходить вмагазин днем, когда девочка пришла из школы. Ух, какое это было выражение!Жаль, что я не Франсуаза Саган, у нее такие описания очень яркими получаются.

- Ты слышишь, Паша? - Наталья обернулась к мужу ипопыталась разговаривать с ним через газету, надежно укрывшую его лицо. - НаНику напали возле нашего супермаркета. Ужас!

Газета слегка шевельнулась, но не более того.

- Надеюсь, это не помешало вам купить мне кефир? -вежливо спросила Алена.

Не помешало, - так же вежливо ответила я, пытаясь однойрукой удержать сумки, а другой запихнуть Аргона в ванную и при этом ничего неиспачкать.

Никому из присутствующих, разумеется, и в голову не пришломне помочь и взять либо сумки, либо собаку. Ну конечно, Мадам вся в кремовом,дщерь вся в надменности, Гомер весь в заботах о судьбах внешней политикистраны. Мадам, однако, надо отдать ей должное, вдруг спохватилась:

- Алена, ну как не стыдно, с Никой такое случилось, аты про кефир спрашиваешь.

- Не нужно по ночам из дома выходить, тогда ничего небудет случаться, - ответила та и ушла к себе.

Ну что ж, резонно. С этим не поспоришь. Вот сучка, а?

В два часа ночи, лежа в постели в своей маленькойкомнатушке, я сначала приняла решение больше без острой необходимости ночью вмагазин не ходить, а потом тихонько заплакала. Как же так случилось, что извполне благополучной, любимой, любящей и радующейся жизни женщины япревратилась в никем не любимое, зависимое существо, над которым безнаказанноможет измываться шестнадцатилетняя соплячка? Все понимают, что деваться мненекуда, жить мне негде и положение у меня аховое. Но одно дело понимать, исовсем другое - пользоваться этим.

Из пятисот долларов, которые мне выдают в качестве зарплаты,я имею право тратить не больше пятидесяти.

На зубную пасту и прочую необходимую косметику, на колготки,на междугородные звонки сестре в Ташкент, а также родителям Олега, которые незнают, что он меня бросил, и не должны узнать - они этого не переживут.

Они уже старенькие и больные, они очень меня любят, и такой,мягко говоря, странный поступок сына подкосит их под корень. Оставить меня безсредств к существованию, одну в чужом городе, и это в благодарность за то, чтоя выходила отца после тяжелейшего инфаркта, - нет, они этого не поймут. И ядобросовестно звонила, как и прежде, два раза в неделю, врала, что Олег наработе, и выслушивала длинные и подробные отчеты о состоянии здоровья свекра исвекрови. И ведь не могу им сказать, что долгие разговоры влетают мне вкопеечку: Олег же хорошо зарабатывает, какие могут быть проблемы!

Олег знает, что я им звоню, мы с самого начала договорилисьне травмировать, стариков.

Так вот, если жить на пятьдесят долларов, не покупать ниодежду, ни обувь и откладывать по четыреста пятьдесят в месяц, то через сорокмесяцев я смогу начать искать какое-нибудь дешевое жилье километрах всемидесяти, а то и ста от Москвы. Сорок месяцев, почти три с половиной года. Аесли за это время цены на недвижимость вырастут? А если мне не удастсяпродержаться в режиме такой экономии? А если со Старым Хозяином что-нибудьслучится и я стану больше не нужна? Или меня просто уволят, потому что я неподхожу, или найдется человек, готовый выполнять ту же работу за меньшиеденьги? Или Мадам на меня рассердится за что-нибудь.

Я должна продержаться. Сцепить зубы и терпеть.

Всем угождать, быть белой и пушистой и тщательно оберегатьсердце и нервную систему Николая Григорьевича.

Его жизнь и здоровье - залог моего благополучия.

В ДОМЕ НАПРОТИВ

- Это его жена, точно, - уверенно сообщил Костя отцу. -Смотри, она там живет и гуляет с собакой.

- А ты уверен, что собака - та самая?

- Ну, пап, мы уж сколько времени за домом наблюдаем,никто с русским терьером не гуляет, только эта баба.

На всей улице мы с тобой ни одного такого пса больше невидели.

- Все равно надо бы проверить, - задумчиво сказалЛеонид Васильевич. - Мы не имеем права ошибиться. Ты не помнишь, как звали егособаку?

- Вадька говорил, что-то химическое, он не помнитточно, не вникал, когда тот про собаку рассказывал. Ему не до того было. Толькообратил внимание, что слово из таблицы Менделеева, какой-то газ. Ну хочешь, язавтра подойду к ней и спрошу, как зовут собаку?