Греховный поцелуй - Эрика Ридли

— Не знаю, мэм, как вы это сделали, но благодарю за помощь. Надеюсь, я нашла его до того, как она узнала об этом, потому что, если бы этого не случилось, он бы… — Тут горничная умолкла на полуслове, потому что в коридоре за их спиной послышались голоса. — Я разыщу вас позже, если за это время меня не выгонят. Я должна знать…

Но что бы Джинни ни собиралась спросить, гул голосов Бенедикта и Франсины Радерфорд поглотил ее слова. Они шли через холл, смеясь и болтая с человеком с тростью, которого Эванджелина уже видела раньше. Эванджелина нахмурилась. Где была леди Хедерингтон? Всего несколько минут назад она разговаривала с пожилым мужчиной. И, к слову сказать, если седовласый джентльмен не был мужем леди Хедерингтон, то кем он был?

Гонг прозвучал еще дважды, и все стали садиться за стол.

Роуз оказалась за столом позже всех и была до странности бледной. Гости бросали нервные взгляды то на нее, то на хозяина и не могли не заметить, что розовое пятно на левой щеке Роуз походило на след пощечины, нанесенной мужской рукой. Не вызывало сомнений, что эта ужасная отметина останется на ее щеке до конца вечера, и всем было ясно, кто ее ударил.

Если не считать того, что Гэвин этого не делал.

Легкость, с какой Гэвин Лайонкрофт вошел на глазах высшего общества в роль негодяя, изумляла и раздражала его самого.

Он предпочитал избегать это общество, и это выглядело как признание им своей вины.

Гэвин не мог отрицать наличия в своем характере раздражительности и вспышек ярости. В свою бытность в Кембридже он много раз подвергался критике и даже брани за свою бесшабашную манеру управлять фаэтоном, за проделки, не раз кончавшиеся синяками и даже кровью, или за постоянные драки, возникавшие в процессе споров о том, кто выиграл, а кто проиграл. В те времена он был мальчишкой и не умел сдерживать гнев, но теперь научился контролировать себя.

Он иногда бывал несдержанным в общении, но никогда в своей жизни он не ударил женщину, как бы она себя ни вела. И уж конечно, ни в коем случае не поднял бы руку на сестру.

Но кто это сделал?

Гэвин мог бы подумать, что это был ее муж, скользкий самодовольный тип с крысиными повадками, если бы только Роуз не села за стол рядом с ним с улыбкой и не наградила его поцелуем.

А как насчет брата лорда Хедерингтона? Бенедикт Радерфорд, по всей вероятности, следующий в очереди претендент на графский титул, скромно покашливал в салфетку. Прожигатель жизни с ямочками на щеках. Едва ли можно было счесть его способным дать пощечину жене брата. Как и своей собственной жене Франсине Радерфорд, женщине, прическа которой была украшена страусовыми перьями, а костюм и манеры больше подходили для сцены, чем для гостиной. Временами льстивое выражение ее лица заменялось ее искусственным пронзительным смехом, а затем льстивое выражение снова появлялось на ее лице.

Племянница Гэвина Нэнси сидела между отцом, единственным человеком, не переставшим есть, будто он не замечал напряжения, распространявшегося в сгустившемся воздухе как кольца дыма, и пожилым джентльменом по имени Уильям Тисдейл. Если бы Тисдейл поднял на кого-нибудь свою руку паралитика, то наверняка не сохранил бы равновесие и опрокинулся на пол, молотя воздух всеми конечностями, как упавший на спину таракан. Старый чудак настолько плохо выглядел, что, пожалуй, промахнулся бы, вздумай он хлопнуть по лицу себя самого.

Оставался только Эдмунд Радерфорд, рыжеватый субъект, кузен Хедерингтона, второй по старшинству претендент на титул. Впрочем, большую часть времени он проводил за бокалом вина и редко пребывал в трезвом состоянии и здравом уме.

Он и теперь делал знаки лакею, намекая на то, что пора снова наполнить его бокал. Но, насколько было известно Гэвину, Эдмунд предпочитал проводить время с собутыльниками, а не с чужими женами. И, как обычно, Эдмунд казался пьяным. И это его состояние не вызывало сомнений. Сидя рядом с ним, Гэвин страдал, от его алкогольного дыхания.

Остальными гостями были леди Стентон, мисс Стентон и мисс Пембертон, которых Гэвин никак не мог заподозрить в том, что они ударили его сестру.

Мисс Пембертон сидела, опустив голову, давая ему возможность увидеть массу своих непокорных волнистых волос цвета темной карамели, выбивавшихся из-под сдерживавшей их ленты.

Пальцы Гэвина теребили скатерть, потому что ему до боли хотелось погрузить их в эту роскошную массу ее волос. Этот беспорядок в прическе придавал ей вид женщины, оглушенной будто ударом молота. И он не мог не пожелать быть мужчиной, который совершил с ней такое. Но судя по тому, как она вела себя в холле, мисс Пембертон не была жеманной дебютанткой в свете. Мысль о том, как дерзко она разглядывала его с головы до йог, воспламенила его до такой степени, что ему с трудом удавалось удерживаться оттого, чтобы не выскочить из-за стола и не прижать ее к стене, осыпая при этом яростными поцелуями. От этой мысли Гэвин заерзал на месте. Изящный резной стул стал для него неудобным.

Сколько лет прошло с тех пор, как он мог развлечься с женщиной, которой не надо было за это платить? Если бы теперь у него была возможность вести себя так же, он и восхитительная мисс Пембертон смогли бы поужинать вдвоем и в совсем другой обстановке.

Она сидела слишком далеко от Гэвина, чтобы он мог с ней поговорить, и это придало определенный, волнующий характер его размышлениям о ней… Этому ничуть не мешало постоянное шипение мисс Стентон, а скорее подстегивало его желание. Вне всякого сомнения, последняя угощала мисс Пембертон теми самыми сплетнями на его счет, которых не смел высказать вслух ни один гость, а именно, что убийца, сидящий во главе стола, не может сдержать своей пагубной ярости даже на один вечер.

Гэвин снова стал смотреть на сестру, не сознавая, что хмурится, до тех пор пока она не перехватила его взгляд и не вздрогнула.

— Итак, скажи нам, — послышался громкий голос Эдмунда, но конец фразы был неразборчивым, потому что язык его заплетался. Его янтарные глаза несколько раз моргнули, будто ему стало невмоготу смотреть в лицо Гэвину. — Почему ты съездил сестру по лицу?

Не снисходя до ответа этому ухмыляющемуся выпивохе, Гэвин откинулся на спинку стула. Он понимал, что являет собой картину совершенной скуки. Да и могло ли быть иначе? Не имело смысла возражать и защищаться, если приговор уже был вынесен.

Его подозрения подтвердились, когда он заметил, что гости обмениваются понимающими взглядами.

— Он не бил меня, — пробормотала Роуз, не глядя ни на Гэвина, ни на Эдмунда. Если бы в столовой были слышны другие голоса или звуки, никто бы ее не услышал.

Но в тишине ее голос прозвучал как пушечный выстрел.

Теперь скептические лица сидевших за столом обратились к ней. Кроме одного. Серовато-коричневые брови Хедерингтона поднялись, и он бросил на жену взгляд, полный такого безмерного презрения, что ее щека покраснела так, что стали незаметны следы удара.

— Ты! — процедил Гэвин сквозь стиснутые зубы.

Брови лорда Хедерингтона вернулись на место, а лицо его приняло расслабленное выражение. Язвительное обвинение Гэвина он оставил без внимания, он просто хмыкнул.