Письмо Россетти - Кристи Филипс

Перед тем как отправиться дальше, он еще раз окинул ее пристальным взглядом.

Алессандра догадалась, чем вызван этот интерес, неуверенность паренька, смущенный его вид. Бедняга никак не поймет, кто она такая. Незамужние девушки носят вуаль. На Алессандре ее нет. Не носила она и жемчужного ожерелья, этого традиционного украшения замужних женщин. И была слишком скромно одета. Не девица, не матрона, не пойми кто.

Впрочем, к совету его она прислушалась и вскоре, миновав шумную суету рынков, вышла на тихую, мощенную булыжником улицу, по обе стороны которой тянулись лавки. Банк Каттоны не произвел на нее ожидаемого впечатления. Скрипучая дверь открывалась в крохотную приемную, где сидел молодой человек с перепачканными чернилами пальцами и безнадежно унылым выражением лица. Алессандра показала ему письмо, писец поднялся и проводил посетительницу в кабинет банкира – тесное помещение без окон с полками, на которых стояли целые ряды кожаных папок с выбитыми на корешках позолоченными именами и фамилиями.

Бартоломео Каттона сидел за столом, занимавшим большую часть комнаты, и, щурясь, рассматривал через полукружья очков большой лист бумаги с выведенными на нем цифрами. Он рассеянно поднял глаза на входящих, при этом кончик гусиного пера, которым он царапал по бумаге, задел пламя одной из свечей в настольном канделябре и тотчас вспыхнул. Банкир сердито буркнул что-то и загасил перо пальцами, в воздух поднялась тоненькая струйка вонючего белого дыма.

– Садитесь, садитесь, – произнес он, отмахиваясь от дыма, и указал на единственное свободное кресло в кабинете. – Так вы, стало быть, дочь Россетти? Совсем уже взрослая девушка, насколько я вижу.

– Да, – ответила Алессандра.

И тут же спохватилась – и без того было очевидно, кто она такая.

– Это просто ужасно, что случилось с вашим отцом, просто ужасно, – пробормотал банкир. – Сколько раз я предупреждал его, чтобы не выходил в море без страховки, да, предупреждал, но ему, конечно, было видней… – Он снял очки и с хмурой гримасой потер переносицу толстого носа, затем снова надел очки, взглянул на девушку, и тонкогубый рот его расплылся в улыбке. – Но таких, как он, теперь много, а все из-за высоких цен на перевозки и прочих затрат, поэтому и рискуют, как рисковал ваш отец. В надежде, что судно благополучно минует корабли всех этих разбойников, турок, португальцев и англичан. Знавали мы и лучшие времена, – продолжил он и заправил седую прядь, выбившуюся из-под шелковой шапочки, – когда без длинного списка страховых гарантий никто с пирса и ногой ступить не мог. И тем не менее помню случаи, когда люди выходили в море, вообще никем и ничем не подстрахованные, сами, казалось, навлекали на себя беду, но при этом умудрялись сколотить целое состояние! Если б он тогда прислушался к моему совету, дорогая, ваше нынешнее положение было бы не столь бедственным. Нет, он был глух и слеп!

Алессандра подумала, что синьор Каттона ни за что бы не осмелился так оскорблять отца, если б тот был жив. Да и с Лоренцо наверняка говорил бы иначе. Она попыталась скрыть неудовольствие фамильярностью банкира.

– Мой отец и брат погибли во время этого плавания, – заметила она. – И никакие деньги не смогли бы возместить мне этой потери.

Банкир, должно быть, уловил в ее голосе с трудом сдерживаемый гнев, и толстые его щеки покраснели.

– Да, конечно, – закивал он и закашлялся. – Вы уж извините.

– Синьор Каттона, думаю, теперь самое время объяснить, для чего вы меня пригласили.

– Ах, ну да. Но прежде всего позвольте выразить глубочайшие соболезнования по поводу кончины синьора Либерти.

“Говорит так, точно перед ним вдова Либерти, а не я, – подумала Алессандра. – Интересно, знал он о наших взаимоотношениях или нет?”

– Я так понял, он умер от холеры?

Он снова поднял на нее усталые и равнодушные глаза.

– Да.

Банкир подался вперед и тихо спросил:

– А заразился он здесь, в Венеции?

– Нет, он был во Флоренции, когда заболел.

– Понятно. – Банкир откинулся на спинку кресла, на лице его читалось облегчение. – Как уберечься, никому не ведомо. Вы, конечно, еще слишком молоды, но те, кто выжил, никогда не забудут эпидемии семьдесят пятого года. – Каттона зябко передернул плечами, затем, делая над собой явное усилие, решил вернуться к делам насущным. – Вам было известно, что управляющий отцовским состоянием синьор Либерти неоднократно снимал деньги с его счета?

– Да, конечно. Снимал и вкладывал их. Делал инвестиции от моего имени.

– Понятно. Ну а прибыль размещал в другом банке?

– Нет. Она должна была поступать сюда.

– Синьорина Россетти, мне крайне прискорбно сообщать вам эту новость. Синьор Либерти неоднократно снимал деньги, но никуда их не вкладывал. А потому, боюсь, на вашем счету осталось очень мало.

Сердце у нее екнуло.

– Насколько мало?

Каттона развернулся в кресле. Только сейчас она заметила, как хитроумно устроено было его кресло – к ножкам крепились колесики, и банкир мог свободно разъезжать вдоль полок с кожаными папками. Доехав до дальней стенки, он снял с полки папку с ее именем на корешке. Перенес ее на стол, открыл, перелистал несколько страниц, провел указательным пальцем вдоль колонки цифр, затем вдруг остановился и поднял глаза на Алессандру.

– Двадцать восемь дукатов четырнадцать сольдо три пикколо, – мрачно произнес он.

– Но это невозможно!…

На двадцать восемь дукатов ей самой и двух месяцев не протянуть, не говоря уже о Бьянке и Нико.

Он перевернул папку, подвинул к ней.

– Посчитано все правильно.

Алессандра тупо смотрела на ряды цифр, обозначавших изъятия со счета, одно за другим, и возле каждой записи была подпись Лоренцо.

– Просто не верится, – пробормотала она.

– Уверяю вас, моя бухгалтерская практика отвечает наивысшим стандартам, – обиженно заметил Каттона. – Раз в три месяца все мои записи проверяет банк Джиро…

– Нет, вам я, безусловно, верю, – торопливо вставила Алессандра. – Просто не понимаю, как это синьор Либерти мог сотворить такое.

Она еще раз с отвращением взглянула на последнюю графу. Но может, Лоренцо обманывал ее не сознательно, может, это произошло случайно, по ошибке, вследствие помутнения разума, в результате болезни, повлекшей за собой и смерть? Наверное, она так никогда этого и не узнает.

– У вас есть какие-либо другие средства, синьорина Россетти?

– Нет.

– Вы задумывались над тем, как будете жить дальше?

– Не было времени подумать.

– Знаю, отец оставил вам прекрасный дом в Кастелло, неподалеку от лагуны. Возможно, стоит продать этот дом и вырученные деньги потратить на вступление в Сан Себастьяно?