Амурский плацдарм Ерофея Хабарова - Михаил Старчиков

– Вот и язычник наш! – весело крякнул Лебёдкин, заводя перепуганного гиляка. – Таперича сказывай то, что мне давеча гутарил! Не то вздёрнем на стене, и не видать тебе родной тайги!

Дожидаясь, пока толмач из местных переведёт слова десятника, сыновья воеводы с интересом смотрели на него. Едва поняв вопрос, гиляк упал на колени и быстро что-то залопотал по-своему, не поднимая глаз на начальство.

– Стало быть, он пришёл от самой Уссури, с Кумар! – сказал переводчик, зыркая по сторонам. – Там главным воевода Онуфрий Степанов, это я сам без него знаю! Так вот, бунтуют там нынче гиляки да дючеры! По их примеру ачаны и натки зубы стали показывать! Тяжко там нашим служилым людям приходится без сторонней помощи! Покедова держатся, а что дале будет, никому сие неведомо!

Немного поразмыслив, Толбузин дал знак увести перебежчика. Нахмурив брови, он долго не произносил ни слова.

– Нужно нам весточку передать тому Степанову! – наконец сказал воевода, подняв взгляд на сыновей. – Только вот не знаю, кого послать для этого дела тяжёлого!

– Дозволь мне, отец! – сорвался с места его младший сын Алексей. – Я дючерский язык знаю да и с гиляками потолковать могу! Кому, как не мне, это задание справить!

– Быть по сему! – пожал ему руку Толбузин. – Пойдёшь в Кумарский острог и передашь Степанову моё письмо! А на словах скажи, что нужно нам сообща действовать! Вместе и удар держать проще, и неприятеля лютого бить! Дам тебе в сопровождение четырех стрельцов, больше не могу! Бог тебе в помощь, сынок!

Аглая Баринова оказалась на даурских просторах, когда ей исполнилось десять.

– Беглые мы теперь! – сказала девчушке её мать Евдокия, наскоро собирая узелки в дорогу. – Никто нас теперь не защитит, кроме Господа да отца твоего, Ферапонта Данилыча!

Началось всё с того, что князь Барятинский, большой охотник до красивых баб, заприметил красавицу Евдокию на поле во время покоса. На следующее же утро дворня привела её в барские покои, предварительно помыв, причесав и переодев в красивое платье.

– Тебе радоваться надо! – наставляла испуганную женщину бывалая сводня, натасканная для особых утех. – Князь тебя, дурочку сельскую, заприметил и на красоту твою небывалую глаз положил! Теперича ни в поле работать, ни гумно убирать, ни за скотиной ходить не придётся! Радуй своего господина, и все дела!

Однако и у Евдокии, и её мужа Ферапонта было своё мнение по поводу «барской милости». Когда-то давно один помещик заприметил во время купания мать Евдокии, тоже писаную красавицу. От его добра да ласк через год забрюхатила она, и тот быстро продал девушку своему соседу.

«Не повторю я маменькину судьбу! – решила девушка, узнав однажды её историю. – Ни за что не повторю!»

Её муженёк характером был крут и решителен, потому долго не мешкал. Этим же вечером Ферапонт выкрал жену из барской усадьбы и увёз домой.

– Уходить нам надо! – сказал он ей, целуя любимой белы рученьки. – Иначе ждёт нас расправа лютая!

– А куда же уходить? – заплакала Евдокия. – Ведь станем беглые, и поймают нас со временем! Да ещё Аглаюшка мала слишком!

Вместо ответа Ферапонт снял со стены икону, бережно завернув её в чистую холстину.

– Десятый год уже ей пошёл! – сказал он, погладив по голове дочурку. – Нет у нас иного выхода, не оставит тебя в покое барин-охальник! Собирай вещички, и немедленно отправляемся в дорогу дальнюю!

Не желая снова нести ярмо рабское, пошли они как можно дальше на восток.

– Там земли без счёту! – сказал Ферапонт, навсегда закрывая дверь родного дома. – Туда бегут люди за лучшей долей, чтобы вольными казаками стать! Руки у нас есть, голова на плечах имеется, так что не пропадём!

Почти год добирались беглецы до земель вольных на востоке, где нет ни князей, ни бар, ни даже воевод. Для начала прибились они к отряду казачьему, и Ферапонт с лёгкостью освоил дело воинское. Научился он из лука бить без промаха, из пищали стрелять да саблей врага рубить.

Время шло, и незаметно пролетело восемь лет, как бежали они с родной земли.

– Совсем ты у меня заневестилась! – сказала однажды Евдокия, посмотрев на свою восемнадцатилетнюю дочурку. – Писаная красавица, как и я в молодости! Вот только где тебе в этих диких краях муженька-то найти! Не зря в народе говорят, что с красоты воду не пить!

– Ой, мама, перестань! – засмущалась девушка. – Скажешь ещё – красавица! А муж мне вовсе и не нужен, мне с вами гораздо лучше! Ведь кругом – одни дючелы да тунгусы, нехристи окаянные! Век бы их не видать, безбожников проклятых!

Вдосталь наискавшись лучших краёв, они решили поселиться на глухой заимке, в междуречье Биры и Биджана. Смекалистый к мастеровому делу Ферапонт срубил большую избу, собрав её по старинке без единого гвоздя. В их небольшом хозяйстве было два коня, прибившихся к ним невесть откуда.

– Небось убили их ездоков-то прежних! – сказала Евдокия, разглядев на кожаных сёдлах тёмно-бурые пятна. – Царствие им небесное, а нам лошадки большим подспорьем станут!

Раздобыв пшеницы, поселенцы засеяли ею небольшой участок земли, отняв его у таёжного моря. Вскоре у них уже были мука и свежий хлеб, который мастерски выпекала Евкдокия.

Ферапонт весь год охотился на дикого зверя, щедро снабжая своих женщин вкусным мясом и богатыми мехами. Отцу вовсю помогала Аглая, которую он научил необычайно метко стрелять из лука.

– Ты глянь, жёнка, что творит! – принёс он однажды домой белку, застреленную дочерью. – Прямо в глаз бьёт, с первого выстрелу! Я б так захотел – и не смог, потому как особый талант у неё!

Однажды Ферапонт вместе с дочерью отправился на дальнюю ярмарку, которая дважды в году проходила у стен Кумарского острога. Они ехали четыре дня, с трудом отбиваясь от туч назойливого гнуса, норовившего забраться в рот, забивавшего глаза и уши.

Взглянув однажды утром на отца, Аглая с трудом смогла удержаться от смеха.

– Ой, батя, что мошкара с тобой сделала! – прыснула она, зажимая руками рот. – Один глаз заплыл, лицо всё красное, словно побил тебя кто ночью!

– А сама-то что, лучше? – отмахнулся он, подмигивая дочери. – Теперь на ярмарке на тебя никто даже одним глазком не посмотрит!

Однако Ферапонт лукавил, поскольку даже море гнуса не смогло бы ничего сделать с красотой его единственной дочери.

Как только они оказались среди моря всяческих товаров, разложенных под стенами острога, у Аглаи разбежались глаза. Она бросалась то к кучам ожерелий из бисера, то брала в руки тяжёлые серебряные браслеты, то примеряла на пальцы перстеньки с цветными камешками.

– Меха, кому меха! – стал зазывать Ферапонт покупателей к своему товару. – Соболь и горностай, норка и лиса! Набегай, разбирай, недорого продам – почти даром отдам!

Неожиданно Аглая почувствовала, как чья-то сильная рука осторожно сзади взяла её за запястье. Желая освободиться, она резко дёрнула руку и обернулась всем телом. Перед ней, нахально усмехаясь, стоял высокий мужчина в иноземной одежде.