Тень Лучезарного - Сергей Малицкий

– Для чего? – спросил Литус.

– Чтобы определиться, – улыбнулся Син. Улыбнулся уже по-настоящему, мягко и добро. Хотя тревога в его глазах оставалась.

– Подожди, – нахмурился Литус. – Ты говорил, что мы все должны быть в Бараггале?

– Мы там и будем, – ответил Син. – Никто не минует. Но кое-что изменилось.

– Там? – махнул рукой на север, откуда наползала чернота, Литус.

– Здесь, – прижал руку к собственной груди угодник.

Ужин прошел в молчании, хотя, казалось, сказать друг другу можно было многое. Впрочем, главное было сказано еще вчерашним вечером, а новое, то, что случилось где-то в Ардуусе, отбивало охоту к разговорам. Ни Аментия, ни Фестинус, ни Серва не покинули друзей, не отправились ночевать в утисский замок, поэтому Орс и Литус покопались в сенях, сняли с холодных полатей пласты войлока, вытащили из сундуков одеяла и постелили общую постель на полу. В печи помаргивал огонь, Кама лежала между возвышающимся горой Орсом и прильнувшей к Литусу Лавой, перебирала в памяти происшедшее, удивлялась тому, чему не успела удивиться в спешке, и пыталась предугадать будущее. Радовалась тому, что вновь встретилась с Касасамом, и тому, что тот не остался с семьей в Эрсет, а сумел перебраться в Лапис. Радовалась тому, что многие воины Даккиты с семьями добрались до Лаписа и даже многие беглецы из Эрсет тоже нашли там убежище. Ее родное королевство вдруг оказалось частью силы, что могла предохранить Анкиду от беды. Если удастся. Что там до Лаписа от Утиса? Две сотни лиг? Неделя неспешного пути. Даже меньше. Причем не через дикую землю, наполненную врагом, а через добрую Фиденту, в которой, как сказал Джокус, тоже беда. Короля хватил удар, и, возможно, он уже не оправится. А его старший сын, Фалко Верти, где-то на севере, в Ардуусе. И принц Утиса – Фелис Адорири – тоже там. Что с ними теперь? Что за беда заставила почернеть небо? Неужели самое страшное? Но ведь тот же Син сказал, что Лучезарный не может вернуться?

Кама приподнялась и посмотрела на угодника, который продолжал сидеть за столом, развернувшись лицом к огню. Словно почувствовав взгляд принцессы, Син посмотрел в ее сторону, но его глаза как будто были обращены в пустоту. Только отблески огня посверкивали в них. Кама почувствовала еще чей-то взгляд, обернулась и увидела блеск глаз Аментии. Принцесса Утиса едва заметно покачала головой. Да, Сина беспокоить не следовало. Или как там его зовут на самом деле? Бали? Не человек, не мурс, не гах, не акс, не демон и не бог? Что значит камень? Кто он?

Кама снова легла, и уже засыпая, думала о том, что Процелла и в самом деле выросла и обратилась в красавицу. Что Лава изменилась так, что если бы она, Кама, встретила двоюродную сестру где-нибудь в чужом городе, то и не признала бы ее. Но не из-за коротких, окрашенных в темный цвет волос, а из-за силы, что сквозила из каждого ее жеста. И еще из-за чего-то, что светилось в ее глазах, когда она смотрела на Литуса, который как будто не переменился вовсе, только заледенел от пережитого горя. И подумав об этом, Кама вдруг почувствовала, что слезы наворачиваются на глаза. Ей стало жалко саму себя, и чтобы прогнать это гадкое чувство, она принялась думать о Фламме. Вот уж кто заслуживал слез, так это Фламма. О ней можно было и поплакать, и даже не стыдиться, проснувшись с высохшими дорожками на щеках.

…Утром ни Аментии, ни Фестинуса, ни Сервы в доме и во дворе не оказалось. Син тоже отсутствовал. Кама вышла во двор, вдохнула сырой воздух, в котором странно сочетались покой и тревога. Туррис сидела на деревянной колоде, закрыв глаза и сложив ладони перед грудью, ее руки прикрывал собственными ладонями Аменс. Лава и Литус опять упражнялись с оружием и делали это весьма ловко, но словно тоже прислушивались к чему-то.

– Ушли, – объяснил Каме отсутствие утисцев Орс. – Ночью умер король Фиденты – Паллор Верти. Под утро Джокус прискакал за ними. С Процеллой и Касасамом он оставил своего сотника, а сам вернулся. Там сейчас все. И король Утиса, и… Впрочем, я не знаю никого. К тому же наследник и герцог в одном лице все еще где-то в Ардуусе.

– А Син? – спросила Кама. – Что, и угодника позвали почтить память умершего короля?

– Нет, – прошептал Орс и поманил Каму к углу дома. – Смотри.

Небо над Анкидой оставалось темным, таким темным, что даже солнце, встающее над пиками Балтуту, словно подсвечивало снизу черное одеяло, раскинутое от горизонта до горизонта. И земля за рекой Му тоже была черной, как будто не середина зимы близилась, а глубокая осень обнажала почву. Но даже на фоне этой черноты ужасали черные смерчи, вздымающиеся там, где еще вчера высились башни Кирума. Из трех городов, трех атерских крепостей, трех столиц трех королевств, граничащих друг с другом на слиянии рек Му и Малиту, оставалось две – Фидента и Утис. Кирум поглотила тьма.

– Син отправился к переправе, чтобы разведать, что там, – объяснил Орс. – Наказал никуда никому не отлучаться. Опасность близка. И еще, – Орс замялся, – мне показалось, что он изменился.

– Мне трудно судить, – пожала плечами Кама. – Я много о нем слышала, но увидела его впервые.

– Он не в себе, – прошептал Орс. – Не в том смысле, что сошел с ума или обратился в какую-то нечисть. Но его можно понять. Ну, представь себе, вот вернулась ко мне память. Она и не пропадала никуда, но если вернулась? И вот я, большой человек Орс, вдруг вспомнил, что я распоследняя мерзость. Как ты думаешь, что я сделаю?

– Дай угадаю, – пробормотала Кама, не в силах оторвать взгляда от мглы, укутывающей Кирум. – Тебя непременно стошнит. Ну а с учетом того, что голод ты переносишь плохо, ты тут же отправишься за стол. Тебе кажется, что Син вспомнил о себе что-то гадкое?

– Не знаю, – пожал плечами великан. – Он и слова не обронил с утра. Сел на лошадь и сказал, что доберется до переправы, а потом вернется. Но я никогда его таким не видел.

– Каким? – спросила Кама.

– Обреченным, – ответил Орс.

– Обреченным? – задумалась Кама. – Обреченным на что? Что он узнал о себе? Что он вспомнил? Разве он был амулетом, который должен спасти нас всех? Или даже всю Анкиду? Что изменилось?

– Как тебе сказать? – пробормотал, почесывая подбородок, Орс. – Он ведь словно отец. Для меня. И для многих. Если отец стар, то ни один из его детей не рассчитывает, что тот встанет и защитит своего ребенка. Каждый отвечает за себя сам. Но когда отец есть, это… – Орс поморщился, усмехнулся огромными губами. – Смешно. Рассуждаю об отце, хотя не имел его никогда и уж точно не помню ничего похожего. Но многое знаю. Так вот, когда отец есть, совет его не нужен, и даже не взгляд, а то, что он есть. Понимаешь?

– Понимаю, – кивнула Кама. – У меня был отец. Я помню, как это. Что делает Туррис?

– Обычные свои штучки, – махнул рукой Орс. – Птичек выпустила. Колдует. Смотрит их глазами, приглядывает, что происходит. Прислушивается.

– А Аменс? – не поняла Кама.

– Так птичек-то три! – удивился Орс. – Вспорхнули, да в три сторонки полетели. И силенок надо немало, да и не уследишь за тремя-то. Ты на Аменса-то не косись. Он только кажется неумехой да недотепой. Есть у него таланты, есть. Не дай бог тебе их увидеть.