Молочные реки - Наташа Колесникова

Вот и получилось… А сегодня точно все будет пресно и скучно, это в лучшем случае.

Его опасения оправдались в половине седьмого вечера, когда он вернулся домой, в кирпичный особняк на престижной улице Гарегина Мовсесяна. Кстати, не поленился, сходил в местный музей, узнал, кем был этот самый Мовсесян. Оказывается, до революции — весьма популярный стоматолог в Краснодаре, тогдашнем Екатеринодаре, а потом стал революционером, был назначен руководить станицей Плавнинской, на этом посту и погиб в девятнадцатом году от рук белоказаков. Потом его именем была названа улица. А когда началась перестройка и повальное переименование улиц Ленина, Свердлова, Куйбышева и всяких прочих Калининых, никто не решился переименовать улицу Мовсесяна, ибо просто не знали, что он был первым большевистским начальником в станице Плавнинской. Фамилия армянская, ну так чего ж нам разжигать межнациональную рознь? В стотысячном Плавнинске немало армян живет, еще возмущаться станут.

Не переименовали. И со временем улица эта стала почти такой же, как и Крылатское в Москве, где сам президент квартиру имел. Как-то незаметно переселили бизнесмены и начальники хозяев участков в двенадцать соток в городские квартиры, понастроили тут кирпичных домов, и улица превратилась в самый престижный район Плавнинска.

Войдя в дом, Сергиенко прошел на кухню, там ждала его жена. Взгляд ее не обещал ничего хорошего. А на плите уныло стояла сковородка с макаронами и вареными сосисками. Что-то похожее он и ожидал.

— Привет, Лена. Ты сегодня раньше меня дома.

— Что ты устроил на заводе, Андрей? — не отвечая на приветствие, жестко спросила Елена, нервно комкая в руках кухонное полотенце. — Почему технологический процесс был прерван на полчаса?

— Пустовой же тебе все объяснил, — с улыбкой сказал Сергиенко.

— Ничего он мне не объяснил! — сорвалась на крик Елена. — Ты отключил весь завод на целых полчаса! Кто тебе дал право на это? Прекрасно знаешь номер моего мобильника, мог бы позвонить! Спросить!

Улыбка медленно сползла с губ Сергиенко, упала на пол и уползла под кухонный диван.

— Что спрашивать?! — нахмурившись, спросил он. — Отключилась вторая цеховая подстанция, перекос по фазе, сработала дифзащита. Тебе все понятно? Ты у нас большой спец в энергетике, можешь решить, что делать в такой ситуации, да?

— Мне плевать на ситуацию! Десять тонн прочти готового продукта мы вынуждены выбросить на помойку! Вернее, продать местному совхозу, что одно и то же! Кто будет оплачивать убытки? Ты?

— Погоди, Лена, давай разберемся. Во-первых, при чем тут мобильник? Я думал, ты в своем кабинете, знаешь, что случилось, доверяешь мне. Во-вторых, могла подойти сама, прислать кого-то, если твоему технологическому процессу угрожала опасность. Я ведь не технолог и делал то, что должен делать главный энергетик.

Она презрительно усмехнулась, забросила полотенце на плечо, уставилась на мужа немигающим взглядом.

— Иван Тимофеевич сказал, что кабель второй подстанции коротнул из-за давности лет. Ты думаешь об этих кабелях, ты вообще хоть о чем-то думаешь?! — с тихой яростью спросила Елена. — Кабели можно и нужно менять ночью, когда производство стоит! Ты главный энергетик или работаешь на заводе моим мужем, нахлебником?!

Этого он никак не ожидал. Конечно, десять тонн продукции, проданной за копейки на корм скоту, — большой убыток, но называть его нахлебником никому не позволено! Да, он чувствовал, что этот вечер не будет окрашен нежно-розовым цветом, но и того, что он станет грязно-серым, никак не ожидал.

— Ты забыла уточнить, что работаю на твоем заводе, — сказал он, сделав ударение на слове «твоем».

— Я думаю, это и так понятно!

— Спасибо за ужин. Убытки спиши на меня, кое-какие деньги имеются, может, и расплачусь, — сжимая кулаки, сказал Сергиенко. — Сегодня я не хочу с тобой разговаривать и видеть тебя не хочу.

Он резко повернулся и пошел в свой кабинет на втором этаже. Там сел за стол, включил компьютер, вывел на экран монитора игру «Девятку». Прежде она успокаивала его, помогала убить полчаса ожидания, пока жена приведет себя в порядок, готовясь к походу в гости или на концерт заезжих музыкантов. Но сегодня в «Девятку» не везло катастрофически, и это невезение только усиливало его тоскливые мысли.

Иван Тимофеевич сказал, что вся проблема в том, что кабель был старый и сам по себе коротнул. Молодец, Иван Тимофеевич, все растолковал как надо, спасая свою шкуру. Да Бог с ним, она-то сама могла разобраться в том, что случилось? Выяснить, что кабель был поврежден отбойным молотком и кто санкционировал эти работы? Могла, но не захотела. Проще ведь заявить мужу, что он паршивый энергетик, более того — нахлебник! Такие слова казаки не прощают своим женам, если они казаки.

Сергиенко мрачно усмехнулся. Его считали классным специалистом, мог бы уже быть главным энергетиком всего Плавнинска, звали замом с намеком, что начальник вот-вот уйдет в Краснодар на повышение и он займет руководящее кресло. Отказался, и вовсе не потому, что на заводе платили больше. Он работал на заводе для того, чтобы в трудной ситуации быть рядом с женой, чтобы на своем уровне блюсти ее интересы, Помогать ей! Электричество — кровь завода, любые некомпетентные действия энергетиков могли принести огромные убытки.

Просидев пару часов за компьютером, он так и не выиграл ни одной партии в «Девятку», зато выпил при этом бутылку припасенной в баре водки. И решил, что пора спать. Сегодня — в этом вот кабинете. А завтра — черт его знает где. Ну и ладно.

Главное — оскорблять себя он никому не позволит, даже собственной жене, даже директору и хозяйке молокозавода, где он работал главным энергетиком. «Нахлебник»… Вот так она его воспринимает, значит! Сидит это в подсознании, что обеспечивает престижной работой мужа, а может и не обеспечивать. А он-то думал, что работает на заводе, чтобы всегда быть рядом, заботиться о ее чертовом бизнесе!

Выходит, ошибался… Да и пошла она вместе со своим чертовым заводом!

Елена вошла в его кабинет, облаченная в ночнушку и халат поверх нее, тихо сказала:

— Андрюша, я была не совсем права, не обижайся. Пошли спать, хорошо?

— Ничего хорошего в этом нет! — крикнул Сергиенко, разозленный и неудачами в компьютерной игре, но главное — страшными мыслями о собственной личной жизни. Выходит, он просто-напросто нахлебник при богатой жене! — Иди отсюда, дай мне спокойно отдохнуть! И все!

— Андрюша, ну пожалуйста, прости меня.

— Я сказал — иди отсюда! И ищи себе другого энергетика, а я поищу другое место работы! Не вынуждай меня говорить грубости, это ведь… неприлично.

Как он любил ее, неистово, считая за счастье удовлетворить любой каприз своей женщины, так и ненавидел в иные мгновения — тоже неистово, оттого и натворил немало глупостей в прошлые годы.

— Дурак ты, Андрюша, — с глубоким вздохом сказала Елена. — Я надеюсь, что завтра проспишься, сам поймешь это.