Воин поневоле - Дейв Дункан

Потом он торжественно кивнул Хонакуре и сказал:

– Да, я тоже весьма рад. Меня зовут Уолли Смит.

Джа бросилась на помощь старику и усадила его. Лицо жреца стало серым, и дышал он с трудом. Услышав имя Седьмого, девушка очень удивилась, потому что Кикарани, ее хозяйку, вызывали сегодня утром в храм, и когда она оттуда вернулась, она призывала все беды и проклятия на голову этого самого священного Хонакуры, причем эти припадки ярости сменялись приступами страха. И Джа представляла себе огромного и страшного людоеда, а уж никак не этого спокойного доброго старика. Некоторое время она раздумывала, не сбегать ли за целителем? Но это должен решить воин. Услышав, что кровать скрипнула, она обернулась и увидела, что юноша сидит, опираясь спиной о стену. Неуверенными движениями он пытался натянуть на себя ткань. Джа хотела опуститься на колени рядом со жрецом, но воин улыбнулся ей и указал на стул рядом с собой. Улыбка у него была очень доброй.

– Как тебя зовут? – спросил он, когда она послушно подошла.

– Джа, светлейший.

– Джа? – повторил он медленно. – Джа! Как ты… – он нахмурился и начал сначала, – как ты… Черт! – пробормотал он и начал в третий раз, – зачем у тебя сделаны эти…

Она не поняла. Казалось, он и сам был озадачен.

Старик стал дышать свободнее.

– Светлейший, – слабо произнес он, – сегодня утром вы сказали, что вас зовут Шонсу.

Какое-то мгновение воин недружелюбно смотрел на него.

– Я не помню, – озадаченно нахмурился он. – Вообще-то, я совсем ничего не помню… и, кажется, уже очень давно.

– Вы сказали, – повторил жрец, – что вас зовут Шонсу и что вас преследует демон по имени Уоллисмит. Теперь вы говорите, что Уоллисмит – это вы…

– Демон? – воин громко крякнул. – Демон? Шонсу? – он на мгновение замолчал, а потом опять повторил: – Шонсу? – Кажется, это имя слабо напомнило ему о чем-то. – Нет, меня зовут Уолли Смит, но я не демон. – Он неожиданно ласково подмигнул Джа и прошептал: – Честное слово.

– Конечно, это имя не принадлежит ни одному из известных нам демонов, – тихо сказал старик. – В седьмом круге есть демон, которого зовут Шаасу, но я уверен, что этого имени вы не произносили.

Воин недоверчиво посмотрел на Джа, как будто спрашивая, часто ли старик так бредит, после чего прихлопнул комара, севшего к нему на ногу.

И тут глаза его расширились Он пристально уставился на свою ногу, потом начал разглядывать руку, поднес ладонь к лицу. Теперь настала его очередь побледнеть.

С нечеловеческой быстротой он вскочил с кровати, придерживая повязку, двумя огромными шагами пересек комнату и оказался около зеркала. Через секунду он в ужасе отпрянул.

– О Боже! – Воин наклонился, чтобы получше рассмотреть лицо, провел рукой по подбородку, потрогал пальцем знаки на лбу, дернул себя за длинную прядь черных волос. На затылке он нащупал шишку и стал обследовать ее пальцами.

Время шло. По дороге прошла группа девушек, они возвращались с полей. Маленький домик наполнился их смехом, голосами мужчин, которые дразнили девиц, подшучивая над ними и друг над другом. Голоса удалялись вниз по склону, в сторону города, а воин все еще стоял перед зеркалом, рассматривая свое отражение. Он даже заглянул под повязку, после чего медленно повернулся, присел на край кровати и застыл в горестном недоумении.

– Так вы говорите, Шонсу? – спросил он.

Старик кивнул.

– Вы ударились головой, светлейший. Иногда это может вызвать нарушения… при всем моем уважении, светлейший.

– Расскажите мне все с самого начала!

Хонакура обернулся к Джа.

– Оставь нас, – сказал он.

Казалось, воин не сделал ни одного движения, но его пальцы уже сжимали руку девушки.

– Останься, – сказал он, не глядя на нее.

Рука была большая и сильная, и по телу девушки прошла дрожь. Это от него не ускользнуло. Не поворачивая головы, он посмотрел на нее, и она залилась краской Он мягко улыбнулся и убрал руку.

– Извини, – пробормотал он. Чтобы Седьмой говорил так с рабыней? Это поразило и смутило ее. Едва ли она слышала, как жрец начал свой рассказ. Но описание демона привело ее в ужас – волосы на лице и на животе? Должно быть, он похож на обезьяну.

– Теперь, – голос Хонакуры все еще дрожал, – я должен объяснить, почему такого благородного господина, как вы, поместили в столь отвратительное помещение и не предоставили соответствующих помощников… Воин подмигнул Джа.

– Что касается помощников, у меня нет никаких претензий, – сказал он.

При этих словах сердце девушки забилось сильнее.

– Вы очень любезны, светлейший, – продолжал жрец, не обращая внимания на это замечание. – Но вашей жизни все еще угрожает опасность Я нисколько не сомневаюсь в вашей доблести, – добавил он быстро. – Я уверен, что если дело коснется чести, вы без особого труда расправитесь с Хардуджу. В этой долине седьмой ранг только у него. Он старше вас на пятнадцать лет и к тому же склонен к невоздержанности во всем. Но меня беспокоит возможность предательства.

Воин хмурился и покачивал головой, как будто не мог ничему этому поверить.

– Нет, я не опасаюсь того, что сюда могут прийти воины, – пояснил Хонакура. Лицо его порозовело, голос звучал тверже. – Разве только разбойники, которые подкупают стражу, и она берет их под свою защиту. Но здесь вас никто не станет искать, светлейший.

Джа уже открыла рот, но спохватилась, надеясь, что они не заметили этого; однако от воина ничего не могло ускользнуть, и вот опять его глубокие, внушающие ужас глаза смотрели на нее.

– Ты хотела что-то сказать? – спросил он.

Она судорожно глотнула воздух.

– Около полудня, светлейший…

– Да? – он ободряюще кивнул.

– Я вышла, светлейший… всего на минутку. Мне надо была Меня не было всего лишь минуту.

– Хорошо, – его внимание и терпение пугали, – и что же ты увидела?

Она видела, как какая-то жрица пятого ранга, полная женщина средних лет, шла по дороге и заглядывала во все домики. Раньше такого никогда не было, к тому же она вспомнила, что ее хозяйка Кикарани строго ей наказала, что никто не должен знать об этом благородном господине.

Хонакура зашипел.

– Даже жрецы здесь продажны, этого я и опасался! Вас обнаружили, светлейший!

– Минуточку, – громко сказал воин, не спуская глаз с Джа и все так же улыбаясь. – Так она вошла и увидела меня?

– Нет, светлейший, – Джа почувствовала, что краснеет.