Когда мое сердце станет одним из Тысячи - Аманда Дж Стайгер

на самом деле не то чтобы ложь, а скорее, поговорка, которую не стоит воспринимать буквально. В детстве я долго не могла понять разницу, а мед до сих пор есть не могу, потому что представляю, как вместе с ним в горло и пищевод проникают столярные инструменты.

Я узнаю, как ему мама в детстве говорила, что гром бывает оттого, что ангелы играют в боулинг. А полумесяц — это ноготок на руке Бога.

Я отвечаю, что Луна — это шар из железа и камней, и она движется от нас все дальше и дальше. Каждый год она отдаляется на 3,8 сантиметра. Мы ее скоро потеряем.

«Да ты пессимистка», — пишет он.

«Ну это всего лишь факт», — отвечаю я.

«Но ведь 3,8 сантиметра — это же вообще ничего. Вряд ли что-то существенно изменится, как думаешь?»

«На ближайшие миллионы лет, скорее всего, нет. Может, человеческая раса исчезнет к тому моменту. Но все же некоторые вещи только кажутся нам незыблемыми. Солнце, например, когда-то расширится, поглотит всю Солнечную систему и погибнет».

Повисает пауза.

«Красивая ночь, — присылает он сообщение. — В смысле луна. Ты ее видишь из окна?»

Я выглядываю. Луна почти полная, а вокруг нее дымчатое кольцо света.

«Да».

«Если она отдаляется, — пишет он, — нужно любоваться ею, пока она здесь».

Облака медленно проплывают мимо луны, то погружая мир во тьму, то снова озаряя его призрачным мерцанием.

«Тебе не стоит тут засиживаться со мной, — пишет Стэнли. — Я понимаю, что уже поздно, и тебе, наверное, пора в кровать».

Я смотрю на часы — 4 утра:

«У тебя бессонница, да?»

«Хаха, ну ты меня раскусила. Да, не горю желанием снова ворочаться в кровати».

Я его отлично понимаю. Нет ничего хуже, чем в четыре утра лежать вот так в одиночестве, с бессонницей, под тиканье будильника, эхом раздающееся в голове.

«Я могу посидеть с тобой, если хочешь», — неожиданно для самой себя пишу я. Но на самом деле я просто хочу с ним еще поговорить. Это оказалось удивительно затягивающим процессом.

«Спасибо, но я не хочу, чтобы ты из-за меня была завтра как выжатый лимон. Мне и самому стоит хотя бы попытаться уснуть. У меня занятие утром, и я не хочу сидеть на нем как зомби».

«Тогда я пришлю тебе запись альфа-волн. Их используют для медитации, но я их слушаю, чтобы уснуть. Иногда помогает».

«Спасибо, это очень мило с твоей стороны:)»

«Я тут особо ни при чем».

«В любом случае спасибо!»

Я загружаю треки, отправляю ему ссылки и выключаю мессенджер. Некоторое время я сижу тут же, на диване. Луна просвечивает сквозь занавески. В комнате очень светло. Я встаю, растягиваю пальцы и прижимаю ладонь к окну, закрывая переливающийся шар, словно я могу поймать его сияние.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Мертвая мышка лежит на моей защищенной перчаткой ладони. Я очень медленно протягиваю руку.

Шанс нахохливается, разглядывая меня. Я вижу свое отражение в его точно стеклянной выпуклой роговице. Одним резким движением он хватает мышь, прокалывая ее желтыми когтями, и вытягивает кровавый кусок мяса клювом. От восторга меня пробивает дрожь. Он впервые взял еду из моих рук.

Ястребиные когти могут оказывать давление более чем в семьдесят килограмм, они созданы, чтобы крепко ловить и обездвиживать жертву. Даже с одним крылом он мог меня серьезно ранить. Но он не станет этого делать, если я не буду резко двигаться и не напугаю его. За последние две недели он стал гораздо больше мне доверять. Хочу скорее рассказать Стэнли о своем успехе.

Странно, насколько привычными стали эти разговоры, как быстро и просто он стал частью моей жизни.

Шанс разделывается с обедом и зевает. Перья на его горле кремово-желтые с коричневым в черную крапинку. Когда он расправляет свое единственное крыло, солнце пронизывает его пуховые перья, делая их почти прозрачными.

Я смотрю на часы: мне тоже пора обедать. Стянув и вернув на место перчатки, я мою руки и забираю из машины пакет с обедом. Я возвращаюсь к главному зданию, где находится комната отдыха для персонала. В коридоре перед входом замираю: в комнате отдыха кто-то есть, через дверь слышно, как там разговаривают. Я узнаю голос Тоби и другого сотрудника, молодого человека со сросшимися бровями, чье имя никак не запомню.

— Ну не знаю, чувак, — говорит Монобровь. — Она странная какая-то.

— Я не то чтобы собираюсь звать ее на свидание, — отвечает Тоби, — просто у нее классная задница, я бы ее шлепнул.

— У нее разве не аутизм или что-то такое?

— Ну и что, она теперь трахаться не может?

— Гадость! — отвечает Монобровь. — Да ты больной, чувак!

Тоби смеется.

Я беззвучно отхожу, выбегаю из здания и прислоняюсь к стене. Мое сердце бьется быстрее обычного. Под кожей неприятное дергающее ощущение — чувство, возникающее всякий раз, когда я случайно подслушиваю, как люди обсуждают меня за моей спиной. Чувство голода испаряется, я выбрасываю сэндвич, берусь за метлу и совок и начинаю подметать дорожку.

После работы я еду сразу домой. С тех пор, как я начала переписываться со Стэнли, я перестала ходить в парк. Он туда больше не приходит, а без него парк кажется опустевшим.

Сегодня среда, моя встреча с доктором Бернхардтом в четыре часа.

На этот раз я не хочу быть застигнутой врасплох и к его приходу привожу квартиру в порядок: все поверхности чищу с «Лизолом» и закидываю грязные вещи в кладовку. Я купила упаковку апельсинов, поэтому он не сможет вменить мне недостаток фруктов и овощей на кухне.

— Вообще-то, — говорит он, — ты могла бы предложить мне присесть и чего-нибудь выпить.

— Я думала, что если вы захотите, то сядете, и попросите, если захотите пить.

— Да, но вежливо бы было предложить самой.

Я расшифровываю это как то, что ему хочется пить. Хотела бы я, чтобы люди говорили более прямо.

— У меня есть вода, кофе и апельсиновая газировка.

— Мне простую воду, спасибо.

Я наполняю стакан, ставлю на кофейный столик; доктор Бернхардт сидит, внимательно рассматривая меня поверх очков.

— Ну, — говорит он, — как жизнь?

Это дежурный вопрос, и обычно я отвечаю на него «нормально», не вдаваясь в подробности. Но после прошлого раза чувствую, что нужно отвечать конкретней.

— У меня кое-то появился.

Он вскидывает брови:

— Ты хочешь сказать, что…

— Мы просто общаемся в Сети, — опережаю я. — Мы, среди прочего, обсуждаем квантовую теорию. — Я наливаю себе стакан апельсиновой газировки.

— Ну а что еще ты мне можешь рассказать про этого человека? Сколько ему или ей лет?

— Ему девятнадцать, и он