Земные радости - Филиппа Грегори

— Сегодня ты был для меня теплой подушкой, — пошутил сэр Роберт.

— Не хотел вас беспокоить, — ответил садовник. — Вы выглядели таким усталым.

— Как побитая собака. — Сесил зевнул. — Но теперь могу отдохнуть пару дней. Испанцы уехали; король вернется в Ройстон и займется охотой. Мы можем снова подстричь наши апельсиновые деревья до нужной формы, а, Джон?

— Есть одна новость, милорд, — осторожно начал садовник. — Я кое-что услышал и думаю, должен с вами поделиться.

Сесил мгновенно собрался, будто и не дремал вовсе.

— Какая новость? — тихо произнес он.

— Я общался со слугой лорда Вуттона, и он предположил, что теперь, в мире с Испанией, католики вернутся ко двору и у вас появятся новые соперники в борьбе за благосклонность его величества. Слуга лорда Вуттона утверждает, что королева стала католичкой и ходит к мессе. Он сказал, что его господин молится по-старому, когда имеет такую возможность, например за границей. А дома старается избегать своей церкви.

Сесил медленно кивнул.

— Что-нибудь еще?

Джон покачал головой.

— Нет слухов о том, что испанцы мне платят? — поинтересовался сэр Роберт. — Что меня подкупили протолкнуть мирный договор?

Джон был глубоко потрясен.

— Упаси боже, милорд! Нет!

— Стало быть, об этом еще не знают, — с довольным видом заключил лорд.

Он посмотрел на изумленное лицо садовника и хмыкнул.

— Ах, Джон, мой Джон, брать деньги у врагов короля — это еще не измена. Взять деньги у врагов, а потом выполнять их просьбы — вот это настоящее предательство. Я согласен на первое, но никогда не делаю второго. На испанское золото я куплю много земли и расплачусь со своими долгами в Англии. То есть испанцы заплатят работящим английским мужчинам и женщинам.

Но Традескант не выглядел успокоенным. Сесил сжал его руку и добавил:

— Учись у меня. Принципов не существует, есть только практика. Заботься о своей практике, а другие пусть волнуются из-за принципов.

Джон кивнул, плохо понимая, о чем речь.

— Что касается возвращения католических лордов, — задумчиво продолжал Сесил, — то я их не боюсь. Если католики заживут в Англии мирно и по нашим законам, то я терпимо отнесусь к появлению нескольких новых лиц в королевском совете.

— Разве они не клянутся подчиняться Папе?

— Мне плевать, что за мысли в их головах. Меня заботят только их поступки. Если они не будут мешать добрым англичанам следовать своим убеждениям, то могут молиться по-своему. — Сесил выдержал небольшую паузу, а затем тихо признался: — Вот буйных я опасаюсь. Безумцев, не способных к здравому суждению, не признающих соглашений. Они жаждут лишь действий. Они скорее умрут за веру, чем согласятся на спокойное сосуществование с соседями.

Лодка мягко стукнулась о причал, и гребцы резко подняли весла. На деревянном пирсе и по обеим сторонам широкой лиственной аллеи, ведущей к дому, была зажжена дюжина фонарей, освещающих для господина дорогу.

— Если же они посягнут в Англии на мир, за который я так тяжело боролся… тогда они покойники, — закончил свою речь Сесил.

Мир, ради которого трудился сэр Роберт, наступил не сразу. Год спустя, в середине осени, Джон увидел, как кто-то из домашних слуг спускается к нему в регулярный сад по мокрым ступеням террасы. Сесил наконец согласился убрать гравий в саду и заменить его растениями. Джон как раз высаживал крепкую сантолину кипарисовидную, полагая, что зимой, после того как растение побьет морозом, листья станут напоминать белые перья и приобретут необыкновенную красоту. Садовник надеялся убедить хозяина в том, что сад чудесен благодаря разнообразию растений, а не только безукоризненным совершенным формам, выложенным из камня.

— Вас хочет видеть граф. — Слуга с особым удовольствием подчеркнул новый титул Сесила. — Граф находится в своих покоях.

Джон выпрямился, почуяв неприятности.

— Я должен помыться и переодеться, — сообщил он, показав грязными руками на грубые штаны.

— Граф велел: немедленно.

Традескант рванул к дому, вбежал в боковую дверь с Королевского двора, пересек большой холл, теплый и молчаливый после шума дневного обеда, обогнул трон лорда и открыл маленькую дверь в личные апартаменты хозяина.

Во внешней комнате пара пажей и слуг наводили порядок, а несколько придворных из свиты лорда играли в карты за маленьким столиком. Джон проскочил мимо них и постучал в дверь. Звук ирландской лиры, наигрывавшей печальную мелодию, оборвался.

— Входите! — раздался голос.

Джон чуть-чуть приоткрыл дверь и протиснулся внутрь. Его светлость был против обыкновения один. Он сидел за рабочим столом с арфой на колене. Джон тут же ощутил беспокойство.

— Я пришел по вашему приказанию, но я грязный, — начал он с порога.

Садовник ждал, что сэр Роберт посмотрит на него, но голова хозяина была опущена, он глядел на арфу. Джон не видел лица Сесила и не мог прочитать его выражение.

— Слуга заявил, что это срочно…

Фигура за столом хранила неподвижность. Царило молчание.

— Ради бога, милорд, скажите, что вы здоровы и что с вами все в порядке! — воскликнул Джон.

Тут Сесил поднял голову; лицо его, обычно несущее глубокие следы боли, было освещено озорством. Глаза сияли, рот под аккуратными усами улыбался.

— Предлагаю тебе одно дело, Джон. Если ты не против.

Традескант испытал глубокое облегчение, увидев своего господина счастливым, и согласился сразу, не раздумывая.

— Конечно!

— Тогда садись.

Садовник пододвинул к столу темного дерева маленький стул; головы двух мужчин сблизились. Роберт Сесил говорил так тихо, что если бы кто-то находился поблизости, то ничего бы не услышал.

— У меня есть письмо, которое необходимо доставить лорду Монтиглу, — прошептал Сесил. — Доставить именно ему, и никому другому.

Джон кивнул и отклонился назад.

— Я готов это сделать.

— Тут задача не для простого мальчишки-посыльного, — продолжал сэр Роберт. — Содержания письма достаточно, чтобы отправить на виселицу Монтигла, а заодно и курьера. Нужно передать письмо в строгой секретности, без свидетелей. Твоя собственная жизнь будет зависеть от того, сможешь ли ты добраться до Монтигла и остаться незамеченным. Ты сделаешь это для меня?

Глаза Джона широко распахнулись. Наступило короткое молчание.

— Конечно, милорд. Я ваш человек, — наконец ответил Традескант.