Долина юности - Эжен Мельц

«Художник создает из камня самые странные формы. Иногда в них можно увидеть дядю или тетю, а иногда — ничего не распознать. Это — современное искусство». Я хотел бы задать ему тысячу вопросов по поводу камней, но время не ждет. Вот мы уже подошли к исходному пункту нашей экспедиции: школе Алекса. Брат показывает нам нужное направление, и мы продолжаем идти по маленькой улице. Через полкилометра проходим мимо большого грязного пустыря, полного железяк и старых шин. Он похож на гараж или свалку машин, где пахнет кошками и заплесневевшим смазочным маслом. Это такое безобразное место, что можно подумать — мы вернулись обратно в Румынию! Но мы не обращаем внимания и идем дальше. Вдруг прямо перед нашим носом проезжает длинная черная машина. Папа объясняет нам, что на ней перевозят умерших к «их последнему дому».

— Что это — «последний дом» умерших?

— Это могилы, — отвечает папа. — Вроде тех, что можно видеть из окна нашей спальни. Мы живем рядом с кладбищем Монтуа и во время прогулки обогнули его, дойдя до ворот, откуда выезжают похоронные машины.

— Почему мертвые умерли? — спрашивает Алекс.

— Я не знаю, — говорит папа, смеясь. — Иногда от болезни, иногда от несчастного случая.

— Это чт…то значит — б-быть мертвым?

— Это значит, — объясняет папа, — что мертвому уже нет ни до чего дела здесь на земле.

— Да ну! А-а-а где же он?

— Он — в раю. То есть, его тело остается здесь, а душа поднимается на небо.

— А чт-то дел…лает его т-тело здесь?

— Хватит, — говорит папа, — мы пришли сюда, чтобы найти Долину Юности, а не для того, чтобы говорить о мертвецах.

Мы по-прежнему идем прямо. Через какое-то время брат предлагает нам свернуть с большой дороги на тропинку, которая спускается в лес.

— Долина Юности находится прямо за этими деревьями, — сообщает он.

Мое сердце начинает биться все сильнее и сильнее. За деревьями мы различаем яркие цвета. Смех детей раздается в воздухе, наполненном сладковатыми запахами. Лицо моего братишки озаряется огромной улыбкой удовлетворения. Ему удалось привести папу в место, которое знает только он один. И вдруг зеленый занавес открывается, являя нам волшебный мир: три желто-красных холма, по очертаниям напоминающие кашалотов, вырастают из черного асфальта. Мальчишки на велосипедах забираются на спины зверей, замирают в равновесии на мгновенье, а потом съезжают с другой стороны. Вдали компания счастливчиков играет в прятки между круглыми валунами, виднеющимися на поросшей елками горке. Мы с папой обнаруживаем тропинку между камнями и в одну секунду оказываемся на вершине горки. Там становится понятно: мы действительно находимся в долине.

Сотни розовых кустов клубничного, персикового и кремового цвета усеивают многочисленные террасы этого волшебного места. Справа на ветру покачивается странное дерево, похожее на ель. Но вместо того, чтобы тянуться к небу, его ветки падают на газон. Я воображаю, что это — мамонт с бивнями, по мановению волшебной палочки превращенный в растительного монстра. В глубине долины мы различаем также голубой пруд, за которым аллея превращается в полоску из бетона. Эта полоска закручивается вокруг гигантского здания с крышей в форме ракушки. Я не верю своим глазам: куда ни посмотришь — повсюду видишь что-нибудь чудесное или невероятное!

Внезапно мне в глаза бросается зеленая точка на земле. Я приглядываюсь и обнаруживаю: там лежит пластиковый солдатик. Фантастический коленопреклоненный солдатик, целящийся из ружья во врага. Сколько времени он ждет меня на вершине этой горки? Годы? Столетия? Или всего лишь с прошлой недели? Понятия не имею. Время — это сложная штука. Так или иначе, я вовремя покинул Бухарест, чтобы встретиться с пластиковым солдатиком.

— Что ты там нашел? — спрашивает папа.

— Солдатика. О…он мой.

— Покажи.

Я протягиваю ему мою находку. Папа осматривает фигурку и сообщает мне, что это — американский солдат. По его словам, они побили немцев во Второй мировой войне.

— Американцы входили в число союзников. С англичанами и русскими они спасли мир.

Я был уверен в этом! Мой солдатик принадлежит к непобедимой армии. Я прячу его в карман. С ним я готов дать отпор любым опасностям: как злодеям на улице, так и самым дерзким атакам монстров, спрятавшихся в темноте. В следующий раз, когда какое-нибудь существо, увиденное по телевизору, будет пугать меня во сне, я скажу ему: «Иди вон! На ночном столике меня охраняет американский солдат, и он уже взял тебя на прицел. Так что имей в виду!» После того, как дядя Марсель выгнал из моей жизни маленького гномика с его волшебным перышком, я нашел ТМС. Но новый Только Мой Секрет в десять тысяч раз сильнее предыдущего.

От этих мыслей меня отвлекает Алекс, пихающийся в бок. Он показывает пальцем на два больших отверстия, пробитых в скале. Я наклоняюсь и вижу черные туннели, круто спускающиеся внутри холма. Единственные и неповторимые на свете горки! Алекс прыгает обеими ногами на край туннеля.

— Ты готов? — спрашивает он меня.

— Да! И еще как!

В первый раз в жизни я собираюсь скатиться с горки в Долине Юности. Мой отец обходит горку, чтобы ждать нас на выходе из туннелей. Он кричит в отверстия: «Приготовься! На старт…» В тот момент, когда до меня доносится «Вперед!», я торпедой бросаюсь вниз, изо всех сил сжимая в руке своего американского солдатика. Я знаю, что через несколько секунд окажусь в объятиях папы. И приказываю своему солдату выстрелить по всем часам в мире. Один приятель сказал мне, что если сломать все часы на земле, то время остановится.

Мне нравится ходить в город с мамой. Она совершает покупки в больших магазинах Лозанны. В Румынии магазины были никудышные. Я помню, как мы с бабушкой заходили в бакалею, и единственной вещью, которую там можно было купить, были здоровенные банки с солеными огурцами. Однажды бабушка взяла такую банку, чтобы прочитать этикетку.

— Срок годности этих консервов истек четыре года назад! — воскликнула она. — Вы над нами издеваетесь, барышня.

— Нет, вы только поглядите на нее! — ответила молодая продавщица, качая головой. — Она воображает себя где-нибудь в Париже, на Елисейских полях, даю слово.

— Что вы мне плетете про ваш Париж? Я вхожу в продуктовый магазин и не нахожу ни хлеба, ни сахара, ни овощей, ни лимонада для малыша. В продаже остались только ядовитые консервы.

Директор магазина появляется в дверях и нехорошо смотрит на мою бабушку.

— Послушайте, уймитесь-ка, пожалуйста! А то я на вас донесу за антикоммунистическую деятельность.

Бабушка ничего не ответила и вышла из огурцового магазина с пустыми руками.

— Что это такое — «антикоммунистическая деятельность»? — спросил я бабушку.

— Ничего, глупости. Мы пойдем на рынок. Кто знает? Может быть, туда сегодня привезли мясо?