Алые сердца. По тонкому льду - Тун Хуа

Как только он удалился, повисло неловкое молчание. Тринадцатый принц прекратил улыбаться и, развернувшись, отошел. Я топталась в замешательстве, не зная, какое объяснение стоит дать четвертому принцу. На его лице, как всегда, было самое равнодушное выражение, а взгляд устремлен куда-то вдаль.

Я вновь опустила голову, размышляя о том, что же сказать ему. Пока я колебалась, он спросил:

– Не можешь объяснить?

Помедлив, я решительно проговорила:

– Если господин поверит мне – хорошо, не поверит – и ладно. Недостойная скажет лишь одно: это совсем не то, о чем господин мог подумать.

– Еще даже не начал допытываться, а ты уже так прямо призналась, – насмешливо произнес четвертый принц. – Получается, у вас с четырнадцатым братом действительно что-то есть.

Я испуганно ахнула, а он продолжил:

– Я подумал, раз вы с десятым и четырнадцатым братьями всегда хорошо ладили, тогда нет ничего удивительного в том, что вы дарите друг другу подарки. Ты, однако, решительно опровергла мои догадки. Редко можно увидеть подобную откровенность и живость ума!

Смеясь и раздражаясь одновременно, я сердито проговорила:

– И почему ты вечно дразнишь меня? Только четырнадцатый принц сказал мне, что вы идете, а я ему не поверила, думая: он обманывает меня. Это все из-за тебя.

Уголки губ четвертого принца едва заметно приподнялись, и он сказал:

– Я никак не могу повлиять на четырнадцатого брата, да и не хочу. Водите с ним дружбу сколько угодно, дарите друг другу подарки, болтайте и смейтесь, но я больше не желаю видеть сцены гнева и рыданий, подобные прошлой.

Достаточно разумное требование.

– Я поняла, – ответила я, надув губы.

Мы немного помолчали. Затем я отвесила ему почтительный поклон и спросила:

– Будут ли какие-либо распоряжения? Если нет, я пойду.

– Ступай, – махнул принц рукой.

Отойдя подальше, я шумно вздохнула: выходит, четвертый принц оказался гораздо более великодушным, чем я себе представляла. Не говорит «не делай того, не делай этого». Вновь подумав о четырнадцатом брате, я невольно разозлилась. Что же такое он творит?!

Расследование по делу о Тохэци, собравшем за столом единомышленников, велось с десятого месяца прошлого года. Все это время все с нетерпением ждали результатов, и вот после долгих шести месяцев дознания они наконец были получены. Все оказалось ровно так, как и утверждал Цзин Си, князь Оберегающий престол: на том пиру действительно шла речь о заговоре. В особенности Ци Шиу и сам Тохэци – те своими речами всячески подстрекали присутствующих поддержать наследного принца и помочь ему вступить на престол. Император Канси в гневе воскликнул: «Пусть собираются за столом, едят и пьют вино – кто препятствует им? Совершенное ими слишком незначительно и не стоит нашего внимания». Казалось бы, в высказывании Его Величества не содержалось ничего особенного, но все сразу поняли его скрытый смысл: императора привело в бешенство то, что все эти сановники собрались вместе на пирушке, чтобы объединиться для поддержки наследного принца, ставя тем самым под угрозу безопасность императора, сидящего на троне.

Во время расследования дела о заговоре на пиру всплыло также дело письмоводителя палаты финансов Шэнь Тяньшэна, который с другими причастными взял под контроль ситуацию в Хутане, что к северу от Хуанхэ, в уезде Тогто, и вымогал серебро. Ци Шиу, Тохэци, Гэн Э и другие оказались причастными к этому делу, так как тоже получали неимоверное количество взяток.

Все замешанные сановники один за другим оказались за решеткой: император Канси всегда славился своим милосердием по отношению к подданным. Князя Обоя он всего лишь заключил под стражу и Сонготу, замыслившего измену, тоже не приговорил к смертной казни. Однако на этот раз Его Величество решил наказать виновных неожиданно сурово. Ци Шиу был приговорен к жесточайшей казни: его прибили гвоздями к стене. Несколько дней он оглашал окрестности своими криками, прежде чем наконец скончался. Напуганные действиями императора, сторонники наследного принца жили как на вулкане и, являясь ко двору, боялись всего и вся. Господин наследный принц постепенно остался один. Целыми днями он терзался опасениями и пребывал в страшной тревоге, становясь все более жестоким и раздражительным, и то и дело бил палками своих слуг. Слухи о подобном поведении наследного принца доходили до императора Канси, вызывая у того все большее отвращение к сыну.

Придворные не осмеливались часто обращаться к наследному принцу. Целыми днями они тайком обсуждали казнь Ци Шиу. Разумеется, ни один из них своими глазами ее не видел, однако рассказывали они о ней так, будто сами там присутствовали, живо и ярко описывая, как именно забивали гвозди, как кричал Ци Шиу и как лилась кровь. Слушателям даже не приходило в голову усомниться в подлинности истории, и в восторге и вне себя от радости они вторили хохоту рассказчика. Лишь когда Ван Си велел высечь нескольких евнухов, дворцовая челядь наконец утихомирилась и казнь обсуждать перестали.

Пару раз я краем уха слышала подобные разговоры и всегда быстро уходила. Сумасшедшие, все они сумасшедшие! Казнь стала для них развлечением, темой для веселой беседы. Хотя, если уж на то пошло, это вполне нормально и было бы странно, если бы искалеченные люди с нездоровой психикой, задавленные жизнью, не превращались в моральных уродов. Мне и так было не до смеха, а когда я думала о том, что вынуждена жить бок о бок с толпой болванов, мое лицо и вовсе становилось каменным, и на нем не появлялось даже тени улыбки.

В четвертом месяце солнце было особенно чарующим и прогревало воздух не сильно и не слабо, а в самый раз. Под его лучами мы с Юйтань просушивали заготовленные еще в прошлом году цветы и листья, а также сирень, собранную в этом году.

Ван Си, проходящий мимо, подошел и поприветствовал меня. Затем он приблизился к бамбуковой корзине и, поворошив сушеные лепестки хризантем, заискивающе улыбнулся:

– Я слышал, что если ими набить подушку, это поможет улучшить зрение и погасить огонь гнева. Прошу сестрицу позвать кого-нибудь, чтобы сделали мне такую.

Не поднимая головы, я провела метелкой по табурету и небрежно поинтересовалась:

– И откуда в тебе столько гнева, что приходится его гасить? Неужели того, что ты каждый день пьешь чай с лепестками хризантем, уже недостаточно?

– Разве сестрице не известно, как два дня назад меня разгневали эти негодяи? – вздохнул Ван Си. – Я приказал сечь их изо всех сил, без всякой жалости.