Усама - Леви Тидхар

В сообщении базы ЦРУ в Чили от шестнадцатого октября (менее месяца после путча) говорилось: «Есть твердая и постоянная политика: Альенде будет свергнут в результате путча… Для этого мы должны продолжать оказывать максимальное давление, используя всякий подходящий ресурс. Необходимо, чтобы данные действия осуществлялись нелегально и надежно, с тем чтобы ГВСШ[10] и американская рука были тщательно скрыты».

То была дата, о какой за пределами Чили мало кто помнил.

– Куда, мистер? – спросил тук-тук-таксист. Звали его м-р Коп, и он был полон жизни и амфетаминов.

– Аэропорт, – бросил Джо.

М-р Коп врубил двигатель и расплылся в улыбке.

– Бор пан янг, – произнес он, – бор пан янг. Нет проблем, нет проблем. М-р Коп отвезет вас в любое место, какое пожелаете.

В работе двигателя слышалось тук-тук-тук, звук, давший этому средству передвижения его название. М-р Коп отпустил сцепление и быстро покатил по улице, Джо держался сзади, поток воздуха обдувал его со всех сторон, остужал голову.

Его попытались застрелить. Зачем кому-то понадобилось застрелить его?

Хуже всего было там, на улице, как раз перед тем, как он взмахом руки остановил м-ра Копа. Нерешительность. Что-то нелогичное в нем тянуло махнуть за Меконг, в Сиам и на поезде или автобусе – в Бангкок, а то и совершенно раствориться в этом громадном пустом пространстве континента, раскинувшемся за рекой: обособленные деревеньки, небольшие поля, редкие дороги и величие распахнутой тишины.

Длилось это всего минуту, потом он отрешился от наваждения, а м-р Коп остановился по его знаку, и Джо произнес: аэропорт. М-р Коп выжимал из своего старинного драндулета все, на что тот был способен, смакуя каждую кочку на дороге, напевая про себя за баранкой, слегка улыбаясь и морщась. Вскоре они оказались на широкой ровной дороге в аэропорт, был виден Меконг, все еще усохший, не наполненный дождями. Его песчаные берега в отдалении были цвета зубов м-ра Копа. Джо откинулся назад и вытянул ноги. Мимолетно вспомнилась та девушка.

Он расплатился с м-ром Копом возле аэровокзала и вошел в вестибюль. По дороге никаких черных машин не попадалось. Он подошел к стойке «Транс Атлантик эруэйз», девушка за ней подняла голову и взглянула на него с приятной улыбкой. Билет его был уже готов, и девушка направила его к выходу № 3. Аэровокзал был маленьким, стареньким, но опрятным. Бетонный пол стал гладким от стиравших его подошв. Солнечный свет потоком лился в высокие окна. Джо купил чашку эспрессо в буфете возле входа и потягивал его из чашки, стоя в сторонке. Он закурил сигарету и рассматривал входящих и снующих мимо людей.

Никому никак не могло быть известно, что он отправится в аэропорт, ведь билет он заказал лишь сегодня утром, а потому он был спокоен. Хвоста по дороге он тоже не заметил, и это тоже было хорошо. Имелась, конечно, и другая возможность: могли догадаться, что он летит в Париж, поскольку там можно было напасть на след Майка Лонгшотта, и это было известно, про Лонгшотта и Усаму, но тогда этот вариант им не рассматривался. Он допил кофе, купил еще чашечку и стал выискивать черные туфли. Мимо прошел пожилой индиец в костюме с дорогими по виду золотыми часами на запястье. Прошло семейство китайцев: прямой, словно аршин проглотивший, отец, пухлая мамаша в свободном платье и с озабоченным выражением на лице, за ними следовали двое детей, мальчик и девочка. Мальчик держал в руках солдатика, а девочка обернутую в бумагу книжку, шествие замыкала няня-лаотянка с самым младшим членом семейства на руках, определить, мальчик это или девочка, было невозможно. Трое белых мужчин, одетых с долей небрежности (той небрежности, добиться какой стоит денег): двоим за двадцать, один с серебристыми волосами и в черных очках – говорили друг с другом по-французски. Во время войны аэропорт служил базой для сводной части французских летчиков, работавших под видом гражданской авиакомпании. Их называли «Во2ронами», и они совершали боевые полеты через границу – во Вьетнам. «Тайная война» – так это называлось. Некоторые из старожилов все еще оставались, однако в наши дни единственными остатками Французского Индокитая служили монеты, продававшиеся туристам на рынке Талат Сао. Женщина несла бамбуковую корзину с двумя курицами внутри. Пять африканцев в развевающихся одеяниях, сопровождаемые лаосскими официальными лицами: дипломатическая делегация с Берега Слоновой Кости или из Сенегала, возможно. Две молоденькие европейки с рюкзаками за плечами. Одна, проходя мимо Джо, улыбнулась ему. Бородатый мусульманский священнослужитель тащил чемодан на колесиках. Двое японцев, мужчина и женщина, шагали в быстром темпе: движения слажены, в полном молчании. Толпа деревенских жителей – хмонгов – несла корзины, в одну из которых были упрятаны квакающие живые лягушки. Темные фигурки пялились на Джо сквозь плетеные решетки их узилища. Джо загасил сигарету в кофейной чашке, бросил окурок в мусорный бак и пошел на посадку на свой рейс.

Больше всего одиночество он всегда ощущал в самолете. Во время перелетов приходило чувство, словно бы он не существует. Свет над головой, громоздкие наушники, музыка, законсервированная в записях: мертвые ноты и мертвые голоса со скрежетом выползали из крохотной розетки в ручке самолетного кресла. Внешний мир пропадал, стоило лишь подняться выше облаков, становился виден один лишь белый пейзаж, отвесные горы, глубокие впадины, бездонные пропасти, где облака на мгновение раскрывались, но в просветах ничего нельзя было разобрать. Пейзаж был отрешен от реальности. Он был иллюзорен, без какой бы то ни было конкретики существования. Голубое небо было холодным и безводным морем.

Перелет в Бангкок занял один час. Оказавшись там, в современном (хромированная сталь, стекло) аэропорту с развешанными повсюду портретами короля, Джо ожидал. Аэропорты созданы для ожидания, порой вечного. Уселся на скамейку и стал рассматривать людей, проходивших в обе стороны мимо него, не замечаемый ими. Поход в туалет выявил, что его моча пахнет кофе. Он вымыл руки, насухо вытер их. Внутри аэропорта не было ни дня, ни ночи. В этом месте время замерло, взяло паузу, здесь было только до и после, но никакого сейчас.

Почему-то вспомнился кот. За несколько месяцев до этого он пытался приручить одного, маленького бродячего кота, грязно-черного с большими круглыми глазами, тоненькой шейкой и большим животом, распухшим от глистов в кишечнике. Он привязался к нему возле Утреннего рынка, взял и привязался: положил лапу ему на ногу и, задрав морду, уставился на него.

Он принес кота домой в голубом пластиковом пакете, кормил тунцом и держал на коленях. Кот был маленьким, двух месяцев от роду, его прыгающая, лишенная грации походка и восторженность были уморительны. Кота он назвал Кроха Раз, потому что он был крохотным, первым и единственным. Он позвонил в ветлечебницу на Дон-Паланг-роуд, приехавшая на квартиру фельдшерица заявила, что Крохе Разу нужны уколы от глистов, а еще от инфекции в ухе, и дважды уколола кота. Джо заплатил, и фельдшерица уехала, а через двадцать минут Кроха Раз был мертв.