Магия лета - Кэтрин Коултер

— Познакомьтесь с Фрэнсис, милорд, — сказала София, обернулась — и осеклась.

В гостиной воцарилось гробовое молчание, в котором неожиданно громко прозвучал смешок Александра Килбра-кена. Несколько секунд тот боролся с приступом дикого смеха и победил его не без труда.

На лице Хока не дрогнул ни один мускул, но, когда он взял огрубевшую, сильную загорелую руку, он подумал: какое счастье, что у графа Рутвена это не единственная дочь.

«Бог свидетель, она достойна наилучшего туалета — правда, того, в который ходят за нуждой!»

— Очарован! — Это было все, что он сумел из себя выдавить.

Фрэнсис молча кивнула, не поднимая глаз и явно собираясь стушеваться, как только Хок отпустит ее руку. Он почувствовал, что не может оторвать взгляд от жуткого видения, представшего перед его глазами. Как это возможно, чтобы от одних и тех же родителей родились столь разные дети, думал он снова и снова. Прическа этой особы представляла собой пучок, стянутый так туго, что глаза за стеклами очков готовы были выскочить из орбит. Искаженные толстыми линзами, они выглядели как две торчащие из черепа виноградины. Завершало этот идеальный образ подлинного безобразия бесформенное платье гнойного цвета.

— Не огорчайтесь, милорд, — философски заметил Граньон на ухо Хоку. — Чтобы все три дочки были красивы — такого не бывает. Слава Богу, у вас все же остался кой-какой выбор.

Фрэнсис еще утром позаботилась о том, чтобы отодвинуть один из стульев подальше от других. Опу-

Стившись на него, она немедленно углубилась в вышивание. От усердия очки Фрэнсис сползли на самый кончик носа, что позволяло украдкой следить за происходящим в гостиной. Хок разговаривал с графом, а Клер и Виола не сводили с него глаз, как с божества, спустившегося на землю.

— Это совсем не смешно, Фрэнсис, — прошипела София, приближаясь к ней и шурша муслином.

Та сочла за лучшее промолчать.

— Ты похожа на… на… я даже не знаю на что! Что все это значит?

— О чем ты, София? — с невинным видом спросила Фрэнсис. — Аделаида любит повторять, что главное в женщине — ее душа, а не бренная оболочка.

— Душа! — хмыкнула София. — Речь идет не о теологии, моя милая. Если твой отец высечет тебя за эту выходку, я нисколько не удивлюсь.

Она помедлила, стараясь вернуть лицу любезное выражение, и вскоре удалилась, лишь шелестом юбок выражая свое возмущение. Виола и Клер, в свою очередь, покосились на сестру. Первая хихикнула, вторая покачала головой. София метнула на них предостерегающий взгляд, и обе поспешно отвернулись. Ей ничего не оставалось, как собрать все свое мужество и продолжать светскую беседу, внутренне мучаясь вопросом, где Фрэнсис ухитрилась достать свои беспредельно уродливые очки. А волосы? Это же надо ухитриться так стянуть их на затылке, чтобы глаза вылезли из орбит! София могла бы поклясться, что в жизни не видела пучка безобразнее. А платье — этот кошмарный кусок половой тряпки, знавший лучшие дни лет двадцать назад, — в каком сундуке она раскопала его? Неудивительно, что Александр кипит от гнева и бросает на дочь угрожающие взгляды!

Вскоре был сервирован чай. Подавал Тотл, которого Хок представлял себе как человека прошлого столетия. Он невольно вспомнил Шиппа, внушительного дворецкого в замке «Чендоз», затем перевел взгляд на Тотла — и содрогнулся.

«Неужели это происходит на самом деле? — подумал он. — Я сижу в полуразвалившемся замке на краю света, окруженный выводком женщин, одна из которых вскоре станет моей женой? Если бы это был всего-навсего кошмарный сон, вот было бы счастье!»

Он не мог заставить себя прямо взглянуть ни на одну из сестер, за исключением Виолы. Уж ее-то невозможно было не замечать. Она была молода, не менее красива, чем любая юная леди из Лондона, и она не сводила с него взгляда, полного восторга и чуть ли не благоговения. Разговор все время вращался вокруг него, и Хок отвечал в соответствии с полученным воспитанием, но без того обаяния, которым славился в кругу друзей и знакомых. Интересно, думал он, сумело бы животное, приведенное на бойню, явить шарм по отношению к мяснику?

Однако он не мог не признать, что леди говорили на столь безупречном английском, что если закрыть глаза, то нетрудно представить, что чаепитие происходит в Англии. Только граф Рутвен, хотя и говорил столь же правильно, время от времени вставлял словечки из местного диалекта и шотландские поговорки.

— Прошу извинить, но я не расслышал, что вы сказали, леди Рутвен, — встрепенулся Хок, заметив, что к нему обращаются.

— Прошу вас называть меня просто София, милорд. Я говорила о том, что наша Клер рисует.

Что ж, это неплохо, признал Хок, заставив себя взглянуть в лицо старшей из сестер. Алебастровая кожа ее щек приятно порозовела от похвалы.

— И что же вы рисуете? — спросил он не без любопытства.

— В основном портреты, милорд.

— Ах вот как!

Фрэнсис покосилась на него. И как раз в этот момент Хок перевел взгляд на нее — и поспешно отвернулся.

Вот здорово-то! Она едва удержалась, чтобы не улыбнуться во весь рот.

Несчастная дурнушка словно в насмешку окружена красавицами сестрами, думал в этот момент Хок. По крайней мере на Клер и Виолу можно было смотреть, не опасаясь, что получишь шок. В этот момент он искренне жалел бедняжку.

— Расскажите нам о том, как здоровье маркиза, — попросил Александр Килбракен. — Надеюсь, оно не ос-

Тавляет желать лучшего?

— Увы! — ответил Хок с едва заметной болезненной гримасой. — Отец очень болен.

— Проклятие! — вырвалось у Александра Килбракена. Он взъерошил шапку рыжих волос и устремил на гостя

Внимательный взгляд. Теперь ему стало совершенно ясно, почему тот появился в «Килбракене» именно теперь: маркиз хотел уплатить долг чести раньше, чем покинет этот мир. Глубокая морщина прорезала лоб Александра Килбракена при мысли о том, что в происходящем было что-то очень странное.

— Настало время проводить гостя в его комнату, — обратился он к жене, поднимаясь. — К тому же я обещал Алексу, что он будет представлен графу Ротрмору.

Хок тотчас вскочил с места, адресовал Софии какую-то неразборчивую любезность, кивнул каждой из дочерей и живо последовал за хозяином вон из комнаты. Едва они оказались наедине, Александр Килбракен прямо спросил:

— Вы должны обвенчаться как можно скорее?

— Именно так. Отец надеется перед смертью увидеть мою невесту. Венчание состоится так скоро, как только позволяют правила хорошего тона.

— Хм… я скорблю вместе с вами, милорд. Я всегда был расположен к вашему отцу, можно даже сказать, успел заочно привязаться к нему. Чем же он болен, позвольте спросить?

— У отца чахотка. Болезнь развилась очень быстро.

Некоторое время Александр Килбракен молчал, размышляя о том, почему слуга маркиза, прибывший пять дней назад в качестве гонца, ничего не сказал о болезни его господина. Да и сам маркиз в последнем письме ни словом не обмолвился об этом, просто поставив его в известность, что граф Ротрмор скоро будет в Шотландии. Решительно все это выглядело очень странным.