Ведьмы Алистера - Дарья Шатил

Под суровым и недоверчивым взглядом сестры Марта чувствовала себя так, словно находилась на исповеди. На исповеди у малолетки. Марта усмехнулась абсурдности своих мыслей и коротко ответила:

— Что-то вроде того…

За что получила очередной недоверчивый взгляд, мол, да кого ты обманываешь.

— Не ври! — воскликнула Мегги, и её по-детски звонкий голос эхом разнёсся по пустому холлу.

Марта знала наверняка: Мегги была громкой — такой она была с самого рождения. Ещё будучи младенцем, она одним своим воплем умудрялась поставить весь дом на ноги. И, даже повзрослев, активно продолжала пользоваться этим своим умением.

— Я не вру, — пожала плечами Марта, не желая сдаваться, и тут взгляд девушки упал на свои руки.

Они были чёрные. Словно их опустили в чёрную краску или мазуту. Черны, как глубокая безлунная ночь. Ночь, которая всегда пугала Марту. Тьма начиналась на кончиках пальцев и заканчивалась где-то под рукавами домашней куртки. Надеясь, что сестра ничего не заметила, она в спешке спрятала руки в карманах.

«Чёртов пленник, — в сердцах подумала девушка. — Чёртов отец!»

Всё из-за них. Она ведь так долго держалась, копила эту тёмную силу в себе, не давая той выбраться в мир. И сорвалась из-за идиотов, которым вздумалось поиграть с чужими жизнями. Марта сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, погасить раскалённую добела ярость. Нужно отправить сестру в спальню под каким-нибудь благовидным предлогом, а самой отправиться на чердак и убрать следы.

Марта уже раскрыла рот, чтобы предложить Мегги пойти собираться в больницу к отцу, когда услышала, как кто-то вставил ключ в замок. Повертев тем в незапертом замке, человек, наверное, понял, что дверь и так была открыта, потому что в следующую секунду та распахнулась настежь и Марта увидела её. Самую опасную, по её скромному мнению, женщину.

Мадам Маргарет Рудбриг.

— Бабушка! — радостно воскликнула Мегги.

Марта воодушевления сестры не разделяла. Мадам Рудбриг была последним человеком, которого Марта хотела бы видеть сейчас. Возможно, причиной тому был суровый холодный взгляд глаз, покрытых старческой поволокой. Годы оставили на лице женщины беспощадные следы, пролегая глубокими морщинами вокруг глаз и губ, пятнами и родинками покрывая щёки и лоб. Но Марта точно знала, что, даже когда десятилетия её жизни сменит столетие, этот взгляд не дрогнет ни на секунду. От него не просто бежали мурашки по коже и волосы вставали дыбом где-то на затылке. Нет, этим взглядом Мадам Маргарет Рудбриг играючи могла забивать гвозди в крышку гроба своего противника.

Марта никогда не могла понять, как в обычном человеке может быть столько силы воли, столько стати, столько властности. Мадам Рудбриг была единственным человеком, которого Марта слушалась беспрекословно.

Отношения с семьёй у девушки, на самом деле, всегда были немного странными, не типичными.

Она до безумия любила сестру, относясь к ней скорее как к собственному ребёнку, чем как к младшей сестре. Большая разница в возрасте сделала своё дело. Будь Марта чуть больше заинтересована в противоположном поле, у неё уже могла бы быть собственная дочь — младше Мегги, конечно, но ненамного.

С отцом отношения всегда были натянутыми. Они словно стояли по разные стороны глубокого оврага. Между ними пролегла бездна, пустота, через которую невозможно протянуть руку. Тяжёлая и давящая. Когда Марта видела отца, ей казалось, что она смотрит на постороннего человека. И это было странно, потому что Алистер Рудбриг никогда не был жесток, да и не сказать чтобы они ненавидели друг друга.

Вот только эта пустота… Марта почему-то была уверена, что отец чувствует то же самое: последние несколько лет они старались избегать друг друга.

Бабушку же Марта любила, хоть и опасалась. Было в Мадам Рудбриг нечто такое, что не давало расслабиться в её присутствии. Та будто бы заряжала окружающих разумностью и холодностью. Рядом с ней Марта чувствовала себя не как рядом с бабушкой, которая горячо любит своих внуков и хочет закормить их пирожками, а как на приёме у школьного директора, который может исключить тебя за малейшую провинность.

Вот и сейчас, глядя на бабушку, Марта чувствовала, как против воли начинает ровно держать спину.

Мадам Рудбриг переступила порог, и сморщенных, похожих на высохший изюм, губ коснулась едва уловимая улыбка.

— Доброе утро, девочки, — её голос был слаб и уже сильно осип, как и всегда в это время года. Мадам Рудбриг уже много лет страдала от бронхита, нападающего на неё к концу осени.

Она стянула со своей худощавой шеи огромный шерстяной шарф и положила его на банкетку, а затем и сама неуклюже приземлилась на неё же.

— Доброе, — ощущая, как вспотели ладони в карманах, процедила Марта. Она толком не могла понять, с чего вдруг бабушка решила почтить их своим присутствием в это утро. Ей же не могли позвонить из больницы? И не может же она знать, что отец решил поиграть в похитителя?

Хотя Марта теперь сомневалась, был ли пленник таким уж невинным. Он следил за ней. Он знал её тайну. Может, он пришёл к её отцу, требуя плату за молчание, а Алистер не придумал ничего лучше, чем связать того в подвале?

Мегги подлетела к бабушке, расплываясь в радостной улыбке, и принялась помогать той снимать вычурные, сделанные на старинный манер сапожки. Сама же Марта не сдвинулась с места ни на сантиметр. Она не знала, что ей делать. Если бабушка ничего не знает, стоит ли ей говорить о раскрывшем её секрет мужчине в подвале? Или же об отце, попавшем в больницу? И, самое главное, говорить ли о колдовстве, к которому Марте пришлось прибегнуть прошлой ночью? Может быть, всё это лучше оставить тайной? Но если Мадам Рудбриг уже в курсе всего произошедшего… Какую тогда позицию стоит занять Марте?

Так много вопросов, ответов на которые у девушки просто не было.

Мадам Рудбриг сняла пальто, оставшись в длинном тёплом платье на пуговицах, сшитом на тот же старинный манер, что и обувка. Сестрёнка отставила бабушкины сапоги в сторону и протянула той пару домашних тапочек. Единственную пару на весь дом. Ведь тем самым человеком, который носил бы здесь тапочки, была не кто иная, как редко захаживающая Мадам Маргарет Рудбриг.

Почему редко? Потому что с её последнего посещения прошло ни много ни мало, а полтора месяца. Чаще всего они сами ездили к бабушке — в её старое, огромное и полупустое поместье, которое куда больше заслуживало называться «особняком» со своими огромными садами, богато украшенными залами и витиеватыми лестницами. Несмотря на то, что их семья разорилась ещё до рождения Марты,