Утраченное сокровище - Сара Морган

Обстановка накалялась. Он попытался убедить себя в том, что Энджи Литтлвуд абсолютно неинтересна ему как женщина.

– Первыми словами, которые я вам сказал, были слова сочувствия.

Ее ноздри раздувались, глаза метали молнии.

– Слова – пустой звук, если они не выражают чувств, а мы оба знаем – вы бесчувственный.

Никос стиснул зубы.

– Я прощаю вам ваше поведение только потому, что вы переживаете из-за смерти сестры.

Энджи раскрыла рот от удивления.

– Мое поведение? Но разве это я соблазнила невинную девочку и причинила ей такую боль, что она напилась до беспамятства и упала с балкона? Если мы и должны обсуждать чье-то поведение, то только ваше, но разница состоит в том, что я не намерена вас прощать. Вы безжалостный, эгоистичный, самодовольный ублюдок… – Произнеся это слово, Энджи замолчала и смущенно поднесла руку к губам. – Я… э-э… простите, – неловко продолжила она.

Никос поднял бровь, словно не понимая, почему она решила вдруг извиниться.

– За что? За то, что вы выразились так же, как ваша сестра?

Ее щеки залила краска.

– Мы не… то есть, я не… – Энджи слегка нахмурилась, словно пытаясь вспомнить, на чем они остановились. – Вы думаете только о деньгах и материальных ценностях, и вам неведомо, что существуют гораздо более важные вещи. Я не готова отдать вам подвеску. Это последняя вещь, которую надевала моя сестра, – продолжила она надтреснутым голосом. – Я не могу… В любом случае зачем она вам? Ее полагается дарить даме сердца, а мы оба знаем, что у вас его нет, мистер Кириакос.

Не готова отдать бриллиант?

Никос изумленно уставился на нее. Ему не приходило в голову, что она откажется вернуть ему подвеску.

Потрясенный неприятным осознанием того, что впервые в жизни он недооценил противника, Никос в оцепенении наблюдал за тем, как Энджи вышла из комнаты, хлопнув дверью с такой силой, что этот звук эхом отозвался в стенах лекционного зала.

Никос уставился на дверь, но перед его глазами стоял образ Энджи Литтлвуд с горящими голубыми глазами и огненно-рыжими волосами.

Что мне делать дальше?

Что, черт побери, сестра нашла в этом мужчине?

Потрясенная своей неожиданной агрессивностью, Энджи собрала волосы в узел и закрепила его зажимом.

Если честно, ее испугала сила собственной реакции. Энджи всегда считала себя человеком спокойным и рассудительным. Но где были эти качества, когда она вспылила и назвала Никоса Кириакоса ублюдком?

Я повышала голос и сквернословила, уподобляясь своей матери.

Энджи поморщилась. Такое поведение недостойно серьезного ученого.

Положив папки в сумку, она прижала ладонь к груди, чтобы убедиться, что подвеска по-прежнему находилась там, скрытая под топом.

Возможно, носить ее было неосмотрительно, но так она чувствовала себя ближе к Тиффани.

Она решила, что наденет ее еще пару раз, а затем вернет семье Кириакос.

Ей следовало сделать это сегодня – засунуть руку под ворот топа, расстегнуть замок и вернуть камень Никосу. Тогда для него все бы закончилось. Но не для нее…

Ей будет тяжело расставаться с тем единственным, что еще связывает ее с Тиффани. Касаясь подвески, она чувствовала успокоение.

Это нелепо, сказала себе Энджи, направляясь к выходу. Не станет же она до конца своей жизни носить высокие воротники, чтобы прятать под ними бесценный бриллиант. Пора перестать быть сентиментальной и вернуть камень.

Прошло два дня, но Никос больше не давал о себе знать. Как ни странно, его молчание беспокоило Энджи сильнее, чем его присутствие. Она не доверяла ему.

…Возвращаясь домой после работы, Энджи вышла из метро и остановилась возле киоска, чтобы купить журнал о последних достижениях науки. Расплачиваясь, она обомлела: с первой страницы одной из бульварных газет на нее смотрел Никос Кириакос, выходящий из ночного клуба в компании высокой стройной блондинки. Подпись под фотографией гласила: «Греческий миллионер ищет утешения после трагедии на вилле».

Купив газету, Энджи отошла в сторону и дрожащими пальцами открыла нужную страницу. Там была еще одна фотография, сделанная с другого ракурса, и коротенькая заметка, в которой упоминалось о смерти Тиффани и говорилось, что «жизнь продолжается». Потрясенная, Энджи сложила газету, засунула ее в сумку и попыталась успокоиться.

Так вот почему он так отчаянно хочет заполучить обратно бриллиант? Чтобы подарить его другой женщине!

Энджи пришла в ярость. Как он посмел всего через полгода после смерти ее сестры появиться в общественном месте в компании другой? Он хотя бы на миг задумался, какую боль эта фотография могла бы причинить матери погибшей?

Желание навредить ему становилось все сильнее, и Энджи, сжав руки в кулаки, поняла, что впервые в жизни хочет кому-то отомстить. Она была до глубины души оскорблена легкомысленным поступком Никоса и хотела заставить его страдать.

Энджи попыталась взять себя в руки.

Я – уважаемый ученый, образованная женщина, пацифистка, убежденная в том, что все конфликты можно разрешить мирным путем…

Тогда почему мне внезапно захотелось причинить Никосу Кириакосу такую же боль, какую он причинил сестре?

Не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих, она брела по дороге, думая о Тиффани. Она была так молода и наивна… Получить в подарок подвеску много для нее значило, в то время как для Никоса – абсолютно ничего.

Энджи, сама того не замечая, положила руку на грудь. Камень приносил ей утешение, и она могла объяснить свои чувства лишь тем, что он принадлежал Тиффани.

Пошел дождь, но Энджи не заметила этого. Она брела как в тумане, задаваясь множеством вопросов. Что чувствовала ее сестра, узнав, что Никос не собирался на ней жениться? Изменял ли он Тиффани с другими женщинами? По мокрому от дождя лицу девушки потекли слезы.

Придя домой, Энджи дрожащими руками вставила ключ в замочную скважину.

Первое, что она увидела, войдя в квартиру, был полный стакан виски, стоявший на кухонном столе. Убрав с лица мокрые волосы, Энджи подняла стакан и в отчаянии уставилась на него. Ее мать снова начала пить.

Нужно вылить.

В дверь позвонили, и Энджи, посмотрев на раковину, нетерпеливо вздохнула и пошла открывать со стаканом в руке, решив, что это, скорее всего, кто-то из соседей.

Но она ошиблась: на пороге стоял Никос Кириакос. Его красивое надменное лицо выражало нетерпение.

– Давайте сразу перейдем к делу. Я пытался быть тактичным и терпеливым, но всему приходит конец. – Увидев в руке Энджи стакан, он скептически заметил: – Похоже, употребление крепких напитков – ваша фамильная черта.