Книги крови. I–III - Клайв Баркер

Как и все остальные, Махогани должен был жить, спать и срать. Но его направляла не финансовая необходимость, а требования истории.

Он был частью великой традиции, чьи истоки уходили в прошлое, древнее самой Америки. Он был ночным охотником, как Джек-Потрошитель, как Жиль де Ре, живым воплощением смерти, призраком с человеческим лицом. Он кошмаром преследовал людей во снах, он вызывал ужас.

Те, кто сейчас суетился внизу, не могли знать Махогани в лицо; они даже не потрудились бы взглянуть на него лишний раз. Но он замечал каждого, оценивал, находил лучших, выбирал самого здорового и молодого, ведь только такой мог пасть от его жертвенного ножа.

Иногда Махогани хотелось показать себя миру, но у него были другие обязанности, и они давили на него. Ему не стоило ждать славы. Его жизнь была тайной, и лишь из гордости он так жаждал признания.

В конце концов, разве говяжья туша приветствует мясника, падая перед ним на колени в судорогах смерти?

В общем, Махогани не испытывал сожалений. Он – часть великой традиции, и этого было и будет достаточно.

Правда, последнее время он сделал парочку открытий. Он не был в них виноват, разумеется. Никто бы не смог обвинить его. Жизнь казалась уже не столь легкой, как десять лет назад. Он постарел, и потому работа стала изнурять его сильнее; обязанности тяготили. Махогани был избранным, и с такой привилегией жить трудно.

Время от времени он думал о том, не пришла ли пора натренировать человека помладше для исполнения его обязанностей. Придется посоветоваться с Отцами, но раньше или позже замену все равно придется найти, и Махогани чувствовал, что если не возьмет ученика, то преступным образом растеряет весь свой опыт.

Он мог передать столько умений. Секретов своего невероятного ремесла. Как лучше всего преследовать, резать, раздевать, обескровить. Как найти лучшее мясо для цели. Как лучше всего избавиться от останков. Столько подробностей, столько накопленных знаний.

Махогани прошел в ванную и включил душ. По пути осмотрел собственное тело. Небольшое брюшко, седеющие волосы на впалой груди, шрамы, прыщи, усеивавшие бледные кожу. Он старел. Но сегодня, как и в любую другую ночь, у него была работа, и ее надо было выполнить…

Кауфман забежал в вестибюль, держа в руке сэндвич, опустил воротник и стряхнул капли дождя с волос. Часы, висевшие над лифтом, показывали семь-шестнадцать. Кауфман решил поработать до десяти, не позже.

Кабина подняла его на двенадцатый этаж, в офис «Паппас». Кауфман понуро пробрался через лабиринт пустых столов с зачехленными пишущими машинками к своему крохотному закутку, где еще горел свет. В коридоре болтали уборщицы; в остальном, весь этаж словно вымер.

Кауфман снял плащ, как мог, отряхнул его от дождя и повесил на крючок.

Потом сел перед целой кучей накладных, с которыми тягался уже добрых три дня, и приступил к работе. Он был уверен: осталось поработать еще ночь, и самое трудное останется позади; к тому же ему было гораздо легче сконцентрироваться без постоянного стука пишущих машинок со всех сторон и болтовни машинисток.

Он развернул сэндвич с ветчиной, черным хлебом и дополнительной порцией майонеза и устроился на целый вечер.

Было уже девять.

Махогани собрался на ночное дежурство. Надел свой обычный строгий костюм, аккуратно повязал коричневый галстук, серебряные запонки (подарок от первой жены) сверкали на манжетах безупречно выглаженной рубашки, редеющие волосы мерцали от масла, ногти были подстрижены и отполированы, лицо сбрызнуто одеколоном.

Махогани уже упаковал сумку. Все лежало на своих местах: полотенца, инструменты, кольчужный фартук.

Махогани посмотрел на себя в зеркало. На вид ему вполне можно было принять за человека лет сорока пяти-пятидесяти.

Осматривая свое лицо, он снова напомнил себе о долге. Прежде всего нужно соблюдать осторожность. За каждым его шагом будут следить, наблюдать за действиями, оценивать их. Надо притвориться невинным, не вызывать подозрений.

Если бы они только знали, подумал Махогани. Люди, которые шли, бежали или проносились мимо него на улицах; которые сталкивались с ним и даже не извинялись; отвечали на его взгляд презрением; улыбались при виде его массивной фигуры, неуклюже смотревшейся в плохо сидящем костюме. Если бы они только знали, что он сделал, чем он был и что нес.

«Осторожность», – сказал он сам себе и выключил свет. Квартира погрузилась во мрак. Махогани подошел к двери, открыл ее, давно привыкнув ходить в полной темноте. Радуясь ей.

Дождевые облака развеялись. Махогани отправился по Амстердам в сторону станции на 145-й улице. Сегодня он снова поедет по авеню Америк, по своей любимой линии, к тому же самой продуктивной.

Вниз по ступенькам в метро, жетон в руке. Через автоматические турникеты. В ноздри ударил запах тоннелей. Не глубоких, конечно. Они пахли по-своему. Но даже затхлый наэлектризованный воздух этой неглубокой линии уже бодрил. Переработанное дыхание миллиона пассажиров в этом лабиринте смешивалось с дыханием существ куда более древних; тварей с голосами мягкими, как глина, чьи аппетиты были чудовищны. Как же Махогани все это любил. Аромат, тьму, гром.

Он стоял на платформе и придирчиво оценивал пассажиров. Даже подумал последовать за парочкой тел, но сколько же тут было отбросов: как мало людей стоили охоты. Физически истощенные, жирные, больные, усталые. Тела, разрушенные неумеренностью и равнодушием. Как профессионала, от такого зрелища его тошнило, хотя он и понимал хрупкость, что портила даже лучших из людей.

Он провел на станции около часа, бродил между платформами, поезда приходили и уходили, приходили и уходили, а люди вместе с ними. Среди них было так мало качественных, что это удручало. Казалось, с каждым днем Махогани приходилось ждать все дольше и дольше, пока ему не попадалась плоть, достойная использования.

Уже было почти пол-одиннадцатого, а он до сих пор не заметил ни одного создания, идеального для забоя.

Неважно, сказал он себе, время еще есть. Скоро пойдут зрители из театров. Среди них всегда находилось два, а то и три здоровых тела. Откормленные интеллигенты, сжимающие в руках корешки билетов и спорящие об увеселениях искусства – о да, среди них обязательно кто-нибудь найдется.

Если же нет – а иногда случались ночи, когда, казалось, Махогани так и не найдет никого подходящего – придется ехать в центр и загнать там парочку припозднившихся любовников или найти спортсменов, недавно вышедших из зала. Рядом с фитнес-клубами всегда можно было найти хороший материал, хотя со здоровыми особями стоило опасаться сопротивления.

Он вспомнил, как где-то с год назад попытался поймать двух черных самцов, между ними была разница лет в сорок, наверное, это были отец и сын. Они напали на Махогани с ножами, он тогда попал в больницу на шесть недель. Пришлось драться с ними в рукопашную, и тогда Махогани впервые засомневался в своих способностях. Хуже того, он задумался о том, как поступят его хозяева, если он получит смертельную рану. Отправят ли его тело семье в Нью-Джерси, похоронят ли достойно по христианскому обычаю? Или труп просто бросят во мрак, ради их собственной пользы?