Похититель вечности - Джон Бойн

— Не сомневаюсь, — сказал я, стараясь, чтобы в моих словах не прозвучал сарказм, и обвел рукой окружавшую нас роскошь; после чего глотнул «маргариты», в которой, на мой вкус, было чересчур лайма, но коктейль был холоден и прекрасно освежал гортань. — Здесь чудесно.

— Я имел в виду работу, — слегка обиделся он. — Делать фильмы, понимаете. Рассылать их по всему свету. Бесплатно для солдат, хотя любому прокатчику, желающему приобрести их у студии, они обходятся в целое состояние. Я думаю, армия хотела показывать войскам что–то для поддержания боевого духа по выходным дням. Можно сказать, я заработал свои медали, командуя моральной поддержкой Британской Армии, — с улыбкой добавил он.

Странно, подумалось мне. За эти четыре года я не видел вообще ни одного фильма, разве что когда бывал в увольнительной в Лондоне и сам платил за билеты. Да и «выходных дней» для солдат припомнить не могу. Я попытался сменить тему, но он, похоже, узрел в ней источник вдохновения.

— Знаете, я подумываю сделать фильм о войне, — сказал он. — Но опасаюсь банальностей. Что скажете?

— Полагаю, об этом сказано еще далеко не все. На то, чтобы добраться до сути вопроса, может уйти сотня лет.

— Да, но через сотню лет нас здесь уже не будет, разве нет?

— Вас, наверное, — нет.

— И потом — нужно ведь с чего–то начинать, верно? — спросил он, подавшись вперед и улыбаясь так широко, что я испугался, не лопнули бы у него щеки. — Вот о чем я сейчас думаю, — в итоге сказал он, откидываясь назад и взмахнув рукой. — Может, я это сделаю. Так много времени, так много идей, а я все еще молод. Я счастливчик, мистер Заилль.

— Матье, прошу вас.

— И, полагаю, вы тоже хотите попытать счастья, я прав?

В эту минут я заметил позади него какое–то движение: из дома вышли две девушки, одетые, как я понял, в новомодные купальные костюмы и шапочки, скрывающие волосы. Довершали картину очки для плавания; девушки были настолько укутаны, что выглядело это комично. Они прошагали мимо, не сказав ни слова, хотя первая — та, что пониже ростом, в черном, — проходя мимо, нежно погладила Чаплина по плечу. Он, в свою очередь, не обратил на них совершенно никакого внимания, лишь ласково провел рукой по своему плечу после ее прикосновения и посмотрел мне прямо в глаза, наверное, с самой опасной улыбкой, которую я когда–либо видел, — столь заговорщицкой и интригующей, что я даже вздрогнул. За спиной я услышал всплеск и почти беззвучное скольжение двух тел, плывущих к другому краю бассейна под гладью воды. Чаплин поднес бокал к губам и сделал большой глоток, после чего аппетитно облизнулся.

— У работы в этой индустрии сейчас много преимуществ, мистер Заилль. Матье. Множество… радостей поджидают мудрого инвестора. — Он склонился вперед и улыбка исчезла с его лица, когда он взял меня за руку. — Но не промахнитесь, — добавил он. — Время решает все. И сейчас это время настало!

В тот вечер мы вчетвером ужинали на кухне у Чаплина — ели сэндвичи, которые он поджарил сам, а затем пили в гостиной коктейли. Прислугу на вечер отпустили и, казалось, наш хозяин очень рад тому, что заполучил контроль над кухней и набитым холодильником, ибо потратил немало времени, отбирая правильные ингредиенты для приготовления довольно простых сэндвичей.

Констанс Дилэни была на четыре года старше своей сестры, и в тот вечер, когда мы познакомились, до ее двадцать второго дня рождения оставалось ровно три недели. Хотя обычно меня не привлекают слишком юные женщины: идеальный партнер для меня (по крайней мере, с тех пор, как мне самому исполнилось сорок) — дама от тридцати до сорока лет, — Констанс завладела моим вниманием сразу же, как только вышла из бассейна и сняла очки и шапочку. Волосы ее были коротко острижены, как тогда было принято, а глаз прекраснее мне в этом веке видеть не доводилось. Меня они обворожили — большие, с шоколадно–карими овалами радужки, плававшими в озерах белого льда, что разливались, когда она смотрела вбок, не поворачивая головы. Она переоделась в брюки и льняную рубашку — довольно необычный наряд для женщины в то время, хотя ее младшая сестра Амелия, которая была рядом с Чаплиным весь вечер, а также, держу пари, и всю ночь, из них двоих выглядела более женственной; ее детское платьице было просто одним из подарков, которым ее обогатила знаменитость за время, как я впоследствии узнал, их короткого романа.

— Чем вы занимались в Лондоне, мистер Заилль? — спросила Констанс, жуя оливку из мартини; на что я ответил, что ей следует называть меня по имени, иначе мы никогда не станем друзьями. — До войны, я хочу сказать?

— До войны я прожил долгую жизнь, — признался я. — Но вот что удивительно. Эти последние четыре года, похоже, так сильно повлияли на меня, что прошлое теперь ускользает, как смутные детские воспоминания. Мне напоминают о событиях начала века, а я с трудом могу что–то припомнить. Точно все это было в чужой жизни. Вам не кажется это странным?

— Вовсе нет. Я лишь по газетам знаю о том, что там происходило, но мне кажется это… — Она пыталась подобрать верное слово, а мое сердце потянулось к ней, пока я наблюдал, как она размышляет, желая сказать точно или не говорить вообще. Она понимала, как сильно это время сказалось на тех, кто в нем жил. — За гранью моего понимания, — закончила она в итоге, пожав плечами. — Глупо с моей стороны выдумать какие–то слова об этих ужасах. Здесь. Не где–нибудь, а в Калифорнии.

— Вот потому я и обхожусь без них, — рассмеялся Чаплин, подливая всем еще выпить, даже Амелии, которая едва притронулась к своему бокалу. — Фильмы — пища воображения, понимаете? В отличие от реальной жизни. Молчание заставляет мозг лучше работать. Должно быть…

— Тогда почему ты используешь так много этой инфернальной музыки? — быстро спросила Констанс, обрывая его монолог. Чаплин уставился на нее. — То есть, правда, Чарли, — со смехом прибавила она, — я люблю твои короткие фильмы, так же как и остальная публика, но неужели эти кошмарные рэгтаймы на пианино, которые их сопровождают, так необходимы? Всякий раз, идя в кино, я ругаю себя, что забыла беруши. Напомните мне, мистер Заилль, — она легонько коснулась моего колена, — когда мы в следующий раз пойдем с вами в кино.

— Он же просил тебя называть его Матье, — возмущенно сказал Чаплин, на пару децибел громче нас всех. — Музыка нужна, чтобы отражать характеры и сюжет. Быстрая — для погонь, траурная — для страданий. Ты прекрасно это понимаешь. Можно почувствовать настроение. Музыка вызывает эмоции, она столь же важна, как игра актеров и режиссура. Без музыки…

— Чарли замечательный композитор, — тихо сказала Амелия, но Чаплин не сбился в своей речи ни на такт.

— Ты очень добра, милая моя. — Он подавлял ее своим громким голосом, она почти растворилась в нем. — Но мои фильмы — это полный цикл творчества. Сценарий, режиссура, актерская игра, музыка. Это все составляющие того, что порождается моим разумом. Я стремлюсь контролировать все, поэтому у меня раньше и возникали проблемы. Без контроля, Матье, над всем, ничего не выйдет. Вы же не станете предлагать Буту Таркингтону[17]написать роман, заявив при этом, что названия глав для него будет придумывать кто–то другой, так ведь?