Из царства тьмы - Вера Крыжановская

— Мои слуги ничего не боятся. А мне Зельденбург дорог по воспоминаниям о счастье, которое мне там улыбнулось, — возразила она, злобно глядя на меня.

Несмотря на ее обаятельную красоту, она произвела на меня неприятное впечатление, да и на Лили тоже. Охотно верю, что она и ее слуги не боятся даже самого дьявола. Я согласился отдать ей в наем замок, и вчера мы заключили соглашение. Пусть живет там на здоровье, если не боится Пратисуриа.

Теперь обращаюсь к вам с просьбой, Алексей Андрианович. Если хотите доставить мне удовольствие, примите мое гостеприимство. Дом очень велик и одно, вполне свободное, крыло выходит в парк. Я могу предложить вам меблированное помещение в пять комнат, с людской и отдельным ходом. Вы будете совершенно, как у себя, между тем, внутренняя лестница ведет прямо в мою библиотеку, и мы сможем видеться, когда захотим. Обедать и завтракать вы можете с нами: мы будем вместе работать и беседовать не выходя из дома. Не отказывайтесь, дорогой Алексей Адрианович, ваш отказ ужасно огорчил бы меня. Вы — мой единственный друг и поддержали меня в самую трудную минуту моей жизни: поэтому ваше присутствие доставит мне радость и будет опорою в горькие минуты».

«Бедный друг, — подумал князь, складывая письмо. — Ясно, что его преследует супруга, а что сталось с несчастной Мэри — про то я знаю. Но погодите, господа сатанисты, последнее слово-то ведь еще не сказано относительно этой вашей жертвы! Очевидно, готовится заключительный акт драмы, судя по тому, что все актеры собираются. Я сейчас же отвечу, что принимаю любезное приглашение барона и буду рад пожить вблизи друга и милой моей ученицы, Лили, но попрошу так же принять и моего приятеля, индуса, с которым приеду».

Князь тотчас же написал барону и, получив от него телеграмму, что он с удовольствием примет его приятеля-индуса, простился с учителем и выехал в Тироль.

Глубокая радость осенила его душу. Учителя нашли его первое посвящение законченным и он впервые выезжал из Лондона уже в качестве уполномоченного представителя белой магии, будучи обеспечен поддержкой своих наставников и помощью Веджага-Синга. Кроме того, он вез с собой, конечно, и охотничий рог, спасший их в минуту опасности.

На вилле Елецкого встретили с распростертыми объятиями, и Дахара тотчас провел его в лабораторию, где работал Заторский. Увидев князя, взволнованный доктор вскочил, бросился ему навстречу и протянул обе руки, а Елецкий обнял его и по-братски расцеловал.

— Теперь мы братья, Вадим, и я с удовольствием вижу, что ты не чувствуешь себя несчастным в новом положении.

— Несчастным!.. Нет, Алексей, напротив, я не нахожу слов для выражения своей благодарности за то, что ты спас меня. Умереть слепым невеждой и преступником, а затем возродиться зрячим, на пути к свету и духовной жизни, полной мирной гармонии! Разве это не высочайшее благодеяние?!

— Твои слова и признательность — лучшая мне награда за то, что я рискнул без твоего согласия спасти тебя. В глубине души я все-таки сомневался, что ты пожалеешь когда-нибудь о прежнем утраченном положении и о необходимости начать совершенно новое, навязанное тебе существование.

Доктор покачал головой.

— Нет, я был бы вполне счастливым человеком, не терзай меня ужасная участь моей бедной Мэри: а помимо этого ужасного воспоминания, я совершенно счастлив. В эти несколько лет я так многому научился, такие чудные горизонты раскрылись передо мной, что когда думаю о прошлом, то не умею выразить словами, каким смешным невеждою был в то время, несмотря на громкие, украшавшие меня ученые звания «доктора и профессора».

Дахара скромно удалился, а Вадим Викторович увел друга в свою комнату, и когда они уселись, то с минуту улыбаясь с любопытством разглядывали друг друга.

— Ты всегда был красив, князь, а теперь еще похорошел, и сердце маленькой Лили будет совсем подавлено. Ты и тогда уже был идеалом для милой девочки, — шутя заметил доктор.

— Как знать! Может быть теперь ее вкус изменился, — весело ответил Елецкий. — А тебя, Вадим, я узнал бы с трудом. Ты стал совсем другим.

Действительно, доктор очень изменился. Он похудел, казался выше, тоньше, моложавее, и выражение лица стало совсем иное, а в глазах, ставших как будто темнее прежнего, светилась удивительная могучая воля. Белый цвет лица теперь стал бронзовым, как у индуса, а густые волосы, борода и брови, прежде темные, с золотистым отливом, теперь были синевато-черные.

— Конечно, я должен быть другим, чтобы меня не узнали там, где я жил и имел много знакомых, — ответил доктор с легким вздохом. — Я понимаю, что тебя удивляет мой восточный цвет лица, мои черные волосы и новая форма бровей, которые точно срастаются на переносье. Все это превращение произведено, друг мой, по велению учителей. Уже много времени я моюсь и ежедневно купаюсь в воде с особым веществом, которое мало-помалу темнит мою кожу. Волосы же и брови я натираю замечательной помадой, от которой они усиленно растут и принимают, как видишь, прелестный цвет воронова крыла. О! Если бы продавать эту помаду, то можно скоро разбогатеть, потому что все плешивые и лысые сделались бы кудрявыми и лохматыми, — добавил он, смеясь.

— Пока довольствуйся тем, что ты сам лохматый, и не думай торговать секретом братства. А теперь поговорим о делах, — весело сказал князь. — Я пробуду здесь три дня, а потом мы отправимся в Петербург, там нас ждет барон, вернее меня и моего друга, молодого индуса из касты браминов, Равана-Веда. Не забудь свое новое имя. Я уверен, что никто не угадает в тебе доктора Заторского.

— Мудрено было бы угадать это, так как доктор Заторский умер и погребен. При том, я действительно теперь другой человек, а не прежний легкомысленный, развращенный материалист, пораженный пулей барона. Я нисколько не жалею о том, что эта смерть вырыла пропасть между мною и моим прежним обществом. Одно глубоко волнует меня — это мысль увидеть опять Мэри. Ты говорил, что она живет в Петербурге, значит, встреча неизбежна. Не понимаю, кто этот Ван-дер-Хольм, за которым она была замужем? При очень обширных знакомствах я никогда не слышал этого имени. Но мы ведь попытаемся спасти ее, Алексей, не правда ли? Мои учителя обещали мне помочь.

— Разумеется, мы сделаем все, чтобы вырвать несчастную из когтей демонов. Веджага-Синг обещал свое содействие и сказал, что пока она не имела плотских сношений с демоническими существами, она может быть спасена.

— Да, да! Гаумата сказал мне то же самое, и до сих пор нам удавалось ограждать ее от осквернения, благодаря зажженной учителями восковой свечи, которая всегда извещает меня в минуту опасности. Сколько добра можно бы сделать ближним, если бы они не были слепы и знали законы, приводящие в движение могучие силы, которые спасли бы многих людей и предотвратили не одну опасность.

— Любовь, во всяком случае, может творить чудеса. Не отчаивайся же, Вадим. Я твердо надеюсь спасти Мэри, а если она очистится, то, может быть, ты еще и женишься на ней. Я тоже должен жениться по приказанию учителей, ввиду того, что духам, стремящимся возвыситься путем новой и достойной жизни, надо дать возможность воплотиться в семьях, где блюдутся начала благочестия и добра. А в современных семьях, даже для духа с наилучшими стремлениями трудно оставаться твердым. Наследуемые наклонности родителей, их преступная небрежность в отношении воспитания детской души, нравственная зараза зачумленной школьной среды, грязные книги и общая развращенность общества — все это вместе действует растлевающе, и зачастую лучшие люди разочаровываются, и получив отвращение к жизни и лишившись опоры в вере, падают в пропасть самоубийства.