ПереКРЕСТок одиночества 4: Часть Первая - Руслан Алексеевич Михайлов

Удивительно… да ведь тут образовался яркий музей. И ведь еще вчера его не было, а с утра я так торопился, что не обратил внимания на неспешную деятельность в центре Холла. А тут вон оно как…

Все лавки заняты вокруг заняты преимущественно женщинами. Некоторые из них что-то оживленно обсуждали и даже спорили, другие созерцали «выставку», третьи просто мирно дремали. Уловив царящую здесь атмосферу, я с трудом сдержал удовлетворенную улыбку и просто пошел дальше. Тут все отлично и поэтому не стоит вмешиваться.

Следующий час с небольшим я, в составе чуть ли не комиссии — но не во главе, решительно открестившись от этой ненужной роли — прошелся практически везде. Мы побывали в расширяющемся монастыре, где прибыло монашков и трудников, а заодно добавилось освещения и десяток самодельных узких коек. Следом сходили на кладбище, где посетили из уважения несколько могил — я не забыл про старого охотника — а потом обсудили перспективы вполне себе неплохо растущей съедобной травы. Сошлись на том, что производство надо расширять, но действует следует неторопливо. Под конец наведались на кухню, оценили запас дров, прошлись по всему Холлу, привлекая к себе всеобщее внимание. Это и было моей главной целью — я и без того знал, что все работает как надо, всего на текущий момент хватает и более чем умные и деятельные люди бдительно приглядывают за каждым процессом. Скинувшие с себя многолетнюю дремоту жители Холла больше не хотели погружаться в спячку и, пожалуй, проявляли даже излишнее рвение в своих новых обязанностях. Никакого контроля и подпинывания не требовалось. Но тут главный фокус заключался в ином — чему я научился в уже прошлой своей деловой жизни.

Люди должны постоянно видеть рвение начальства. Они должны видеть, как ответственные люди падают на карачки и, пачкая колени и ладони, заглядывают в каждую щель. Подчиненные должны видеть, что начальство досконально разбирается в своем деле и вникает в каждый вопрос. Должны видеть, как назначенные на ответственное дело люди находятся в постоянном круговороте дел, попутно выявляя недостатки, наказывая бездельников, поощряя отличившихся и не имея никаких любимчиков. И, что самое-самое главное, обычный работящий и иждивенческий люд должен видеть, что начальство в курсе.

В курсе чего именно? В курсе вообще всего. И никак иначе.

Только и только таким руководителям мы доверяем на подсознательном уровне. Только при таком руководстве мы тоже начинаем работать изо всех сил, впрягаясь в общую бурлацкую упряжку. Только так возможно свершить настоящие крупные дела.

Этим вот мы и занимались, давая круги по Холлу и кладбищу, выявляя мелкие недочеты, подправляя план работ, назначая ответственных. Одного из ранее назначенных даже пришлось убрать — он руководил назначенной на создание неглубоких стенных ниш под будущие грядки травы. Но вместо руководства занимался запугиванием работяг историям о недоброй силе кладбища, причем и сам боялся до дрожи. На его место встал флегматичный семидесятилетний Паша в лохматом меховом плаще. Он сразу объявил, что мертвецов боятся только дебилы — бояться надо живых. Кайла разом затюкали с удвоенной скоростью…

Успешно завершив обход, еще полчаса мы просто общались со всеми, кто подходил к занятому нами столику рядом с «музеем», одновременно обедая наваристым супом.

Почувствовав, что я уже перенасыщен и перегружен общением, поднялся в охотничью хижину, неспешно и достаточно легко оделся и покинул бункер, предварительно зайдя в вездеход и дернув за рычаг — пора машине прогреться.

Перед входом в убежище то и дело скапливалась нанесенная ветром снежная масса. Ею я и занялся. Размеренно орудуя взятой у входа лопатой, я принялся отбрасывать снег от ворот, стараясь держаться рядом со стенами. На мне был рюкзак с защитным «козырьком», но полагаться на него не хотелось — я уже совершал полет в когтях летучей твари и повторять этот опыт не хотелось.

Любая долгая и не слишком выматывающая физическая работа — прекрасный повод для погружения в столь же долгие конструктивные размышления. А еще мне она с раннего детства успокаивает разум и помогает упорядочить мысли. Поработав почти час, слегка вспотев, я вернул лопату на место и довольно долго стоял у закрытой двери, вглядываясь в вечную ночь.

Ветер усилился. С ревом ударяя в стену Бункера, швыряя снег, он несся над вершинами холмов по направлению к Столпу. Замороженный колосс решил сделать вдох полной грудью? Тогда вдох затянулся и стоит бояться мощнейшего выдоха. В темном небе то и дело мелькали вспышки разрядов из орудий летящих по вечному кругу крестов. Черные облака с такой скоростью выплевывали из себя снег, будто им вспороли брюха. Обычная здешняя погодка… хотя ветер удивительно силен даже для здешних реалий. Непроницаемый мрак повис на холмах тяжелым покрывало и на этом черном полотне не виднелось ни единого дрожащего огонька фонарика, зажатого в дрожащей руке бредущего сквозь снег старика. Странно о таком даже думать, но верь я в бога, уже молился бы о чудовищном — дабы сегодня никому из старых сидельцев не даровали свободу. Вряд ли они сумеют пробиться через столь сильную пургу и попросту сгинут в снежных могилах еще до того, как до них доберутся медведи и черви. Пусть уж лучше просидят еще несколько суток в теплых привычных крестах.

Вернувшись в Бункер, я забрался в вездеход, уселся поудобней в водительском кресле, дернул за рычаг и кивнул, ожидающим моего сигнала холловцев. Как только вездеход залязгал траками и неуклюже развернулся — на это зрелище смотрели все без исключения — ворота начали открываться. Дожидаться полного открытия я не стал — ворвавшийся внутрь ледяной ветер принес с собой не только мороз, но и здоровенный такой кусок завывающей вьюги. Прибавив хода, я вывел тяжелую машину наружу и чуток подкорректировал маршрут так, чтобы гусеницы прошлись по снежным навалам, разрушая вдавливая их в лед. Ворота немедленно закрылись, отрезав гибельной зимней стихии путь в островок жизни. Дернув рычаг, чтобы подбавить тепла и энергии в иноземный двигатель и ощутив легкое электрическое покалывание в пальцах, я направил вездеход в обход приютившей бункер скалы. Видимость почти нулевая — мощные фары пробивали метель не больше чем на пару метров. Сидя в кокпите медленно прогревающейся мощной машины, которой не грозило заглохнуть без топлива до тех пор, пока жив водитель, я невольно подумал о том, как в конце девятнадцатого и начале двадцатого века бесстрашные люди пытались пробиться к Северному и Южному полюсам. Пешком, с собачьими упряжками и нартами, даже с лошадьми, хороня по пути верных товарищей, погибая десятками