Сказочное Рождество - Элен Кэнди

— Сорок!

— Пятьдесят! — начала торговаться Оливия.

— Продано! Я так больше на обогреве сожгу! Мистер, покиньте машину!

Незнакомец недовольно фыркнул и вышел из машины. Натянув искусственную улыбку, он с силой захлопнул дверцу и наигранно помахал рукой.

— Привет бабушке и младенцам! — сквозь зубы процедил он.

Оливия только победоносно улыбнулась и вальяжно развалилась на сиденье.

Когда водитель рванул по газам, из-под колес полетел грязный снег и запорошил незнакомца с ног до головы.

— Что за черт! — выругался он так громко, что проходящий мимо человек остановился.

— Вам помочь? — поинтересовался мужчина лет сорока, очень похожий на француза. Но, замечу, не француз.

— Нет, спасибо! — отмахнулся мужчина в вязаной шапке-ушанке. Ему сегодня не везло.

Этого человека в нелепой вязаной шапке-ушанке зовут Томас Джус. Ему чуть больше тридцати лет. Точно не могу сказать. Тридцать два, если не ошибаюсь. Но выглядит он намного моложе своего возраста. Может потому, что еще не определился в жизни, кем ему быть и к чему стремиться?

В школе он собирался стать художником. Кто-то внушил Томасу, что ему с его телосложением, худым и непропорциональным (у него слишком длинные руки и ноги, а также сутулая спина), успеха можно достичь только в искусстве. Будто бы деятель от искусства не может быть атлетом! Какая глупость!

Так вот. Томас начал рисовать, но быстро отказался от этой идеи, так как рисование не принесло ему ни успеха, ни удовольствия.

В колледже Томас решил записаться в театральный кружок. Но так как он не являлся обладателем привлекательной внешности, таланта или харизмы, эта затея тоже провалилась.

Потом ему взбрело в голову окончить курсы бухгалтеров. Но сидеть над бумагами и все время что-то считать тоже не пришлось ему по вкусу.

И тогда он решил писать рассказы. Вдруг из этого что-нибудь выйдет?

Кстати, у него сегодня очень важный день. Нет, он не ждет чуда от Санты, не готовится сделать какой-нибудь девушке предложение, просто сегодня решится, правильный ли он выбрал жизненный путь.

А в чем он заключается, пусть останется пока в секрете. Ведь Рождество теряет свою сказочность, когда все тайное в одно мгновение вдруг становится явным.

Томас снял шапку-ушанку и зашел в свое парадное. Его квартира с тремя спальнями, гостиной и маленькой кухней находилась на третьем этаже. Жил он не один, а с матерью и сестрой. Отца он не видел ровно три года.

Как раз три года назад, в канун Рождества, Бенджамин Джус решил сказать семье, что завел роман на стороне и эта женщина способна помочь ему осуществить все его планы. Бенджамин Джус всегда мечтал попасть на телевидение.

Томас видел отца пару раз в программе «Своими руками» на одном из местных каналов. Бенджамин вел рубрику «Полезные советы» и рассказывал, сколько видов молотков существует, как правильно вкручивать в стену шуруп и как очистить с помощью ацетона ржавчину на пиле. И что-то еще в этом духе.

Томасу показалось, что его отец выглядит счастливым, и он перестал надеяться, что Бенджамин когда-нибудь вернется домой.

— Отец? — Томас от удивления схватился за лестничные перила.

Бенджамин Джус сидел возле двери на своем старом чемодане, с которым три года назад уехал в Чикаго. На нем была поношенная кожаная куртка, явно не по погоде. Седые волосы торчали в разные стороны. Глаза красные и уставшие. В руке у Бена была почти допитая маленькая бутылочка текилы.

— Здравствуй, сын! — Бенджамин встал и, пошатнувшись, прислонился к стене. — Никого не было дома. Я решил подождать. Я так рад тебя видеть, Томми!

Томас еще несколько секунд постоял на лестнице, потом медленно шагнул навстречу отцу.

— Что ты тут делаешь? — спокойно спросил он. — Зачем ты вернулся?

— Я не смог! — подавленно произнес тот. Бенджамин развел руками, бутылочка текилы выскользнула у него из пальцев.

Томас подхватил на лету пустую бутылочку, взял чемодан отца и открыл входную дверь.

— Заходи! Поговорим дома!

Бенджамин попытался обнять сына, но тот отошел в сторону, чтобы пропустить отца. И Бену ничего не оставалось делать, как зайти в квартиру.

К его удивлению, в квартире мало что изменилось после его ухода из семьи. Те же висевшие на стенах картины, которые Бен подарил своей жене, когда та родила ему дочь. Тот же ковер в гостиной пестрой расцветки. Журнальный столик, книги, расставленные в прежнем порядке, рамки с фотографиями всей семьи. Как будто и не было этих трех лет!

— Зачем приехал? — холодно спросил Томас отца. Он поставил его чемодан в прихожей и зашел в гостиную, на ходу стягивая шапку и расстегивая черный пуховик с мехом.

— Я хотел поговорить... — виновато произнес Бенджамин. В его голосе была слышна надежда, что все же сын сможет его простить. Он неуклюже упал на диван, не переставая озираться вокруг.

— После трех лет молчания? — раздраженно буркнул Томас.

— Я написал письмо. Вы получили его?

— А телефона не существует? Или ты забыл домашний номер? — недоверчиво спросил он Бена, прошел на кухню и выбросил в мусорное ведро бутылочку.

— Письмом легче... — Бенджамин сконфузился и обхватил руками колени.

— Кому легче, отец? Нам или тебе?! — взорвался сын, который вернулся в гостиную и начал ходить по ней. Три шага — и он у окна, столько же — и он у дивана, на котором сидел отец.

— Так легче мне. — Бен опустил глаза.

— Зачем ты пил?

— Мне так легче поговорить со всеми вами.

— Ты всегда думаешь только о себе, отец! Ладно, я, возможно, когда-нибудь тебя прощу. Но вот мать... А Мэган?! Скажу правду: она тебя ненавидит! Всем сердцем! Ей было тогда семнадцать. Она долго не могла поверить, что отец, которого она так любила, решил уйти. Ты ее предал. Предал каждого из нас! — Томас остановился у окна и раздернул плотные шторы.

За окном ярко светило зимнее солнце. На дороге была пробка, а у продуктового магазина сидел бездомный и звенел в колокольчик, протягивая шапку замерзшими руками. И Томасу стало жаль и этого бездомного человека, и отца, который молча опустил глаза и вжал голову в плечи, и себя, и Мэган, и мать.

Стало жаль всех. Но этого мало, чтобы простить человека.

— Но сегодня же канун Рождества! Все друг другу прощают!

— Да, но это не День прощения! Ты опоздал! — отрезал Томас и тяжело вздохнул.

В прихожей послышались женские голоса. И Томас понял, что сейчас не время прятать отца. Почему-то он невольно сравнил его с ненужным старым шкафом, громоздким, мешающим свободно передвигаться по комнате. И куда этот шкаф не поставишь, он всегда будет мозолить глаза.