Южный Ветер - Даша Благова

почти до конца коридора, обставленного мягкими скамейками, и сам открыл предпоследнюю дверь – из нее на Женю и Сашу вылились пианинное клацанье и волнистый хор голосов, это был музыкальный класс. Женя зашел внутрь и уселся на один из стульев для зрителей, Саша сделала так же. Это была большая, очень светлая комната с тюлевыми шторами и трехметровым антикварным зеркалом в деревянной раме. В блестящий паркет вдавливался черный инструмент, на пуфике перед ним впивалась пальцами в клавиши худая женщина. Она подпрыгивала и дергала головой, поворачиваясь к человеческому ряду, вывшему что-то про летние деньки и ручейки. В хоре было семь человек, очевидно пациенты, и Саша удивилась: поющих можно было спутать с педагогическим коллективом или бухгалтерским отделом, репетирующим номер для капустника. Игравшая на пианино закончила, встала, хлопнула в ладоши и улыбнулась – Саша увидела, что половина зубов у нее золотые. А теперь еще разок, мои хорошие, сказала женщина, и Саша дернула Женю за футболку так, что он качнулся: Саша больше не смогла бы слушать завывания про ручейки. Женя повернулся и впервые посмотрел Саше прямо в глаза, обычно, голо, безоценочно, но – в глаза. Саша вздрогнула.

Женя встал, Саша тоже, вместе они вышли из музыкального класса в коридор и закрыли за собой дверь. Саша никуда не пошла, встала, попыталась еще раз поймать Женины зрачки, но его взгляд уже всосался внутрь. Саша выискивала хоть что-то жизненное, заглядывала в Женино лицо, наклоняла голову, мяла его ладонь своей, как вдруг в пространство вокруг них воткнулся белохалатный человек. Он был нестарый и симпатичный, в дорогих очках, представился Георгием Андреевичем, лечащим врачом Жени, и спросил, кто такая Саша и где Женина мать.

– Я родная сестра Жени. Мать умерла.

Да вы что, какое горе, примите мои соболезнования, очень жаль, как же вы с Женей похожи, в общем, я думаю, нам надо поговорить, пройдемте ко мне. Все вместе они поднялись по лестнице и заняли собой стулья в кабинете с большим окном, сели по разные стороны баррикады-стола, разделяющего человечно-пациентское и медицинско-рецептурное. Через стекло искрилась психбольничная идиллия: пациенты в одинаковых синих пижамах ковыряли сад и клумбы так, будто делали это по своей воле.

Саша потребовала ничего не говорить о покойной матери, Георгий Андреевич согласился. Тогда Саша поинтересовалась, давно ли он лечит Женю. Врач ответил, что лет шесть. Саша спросила, когда Женя замолчал. Врач сказал, что речь пропала два года назад. Внезапно? Не совсем. Почему? Если коротко, то из-за семейной обстановки, которую нельзя назвать терапевтичной, но все гораздо сложнее. Что мне делать, спросила Саша. Обязательно давать Евгению лекарства, ответил врач. Я выпишу рецепт. Он начал хлопать по столу ладонью в поисках ручки. Нашел и стал что-то писать. Саша молчала. Она была разочарована, сама не знала почему. После паузы спросила, можно ли чему-то научить Женю, врач потребовал уточнить, что она имеет в виду.

– Утром я расчесывала ему волосы. А если не дать трусы, он будет весь день голый.

Врач склонил голову набок, нахмурился, сделал вид, что думает (Сашу это разозлило), и сказал, что не вправе давать оценок (конечно) и судить (а можно ближе к сути?), но был знаком с их мамой (не повезло), поэтому, хотя это все же оценочное суждение (да господи!), ему кажется, что общество Саши может быть для Жени более поддерживающим (ха-ха), правда, не следует забывать, что мама была значимым родственником для Евгения (была да сплыла), а сейчас он ее лишился, так что надо быть с ним осторожнее и не давить.

– Почему Женя в больнице такой самостоятельный? Ему что, здесь лучше?

– В прошлом году Евгений посещал дневной стационар и показывал положительную динамику, но сейчас, к сожалению, мест нет.

Георгий Андреевич снова стал писать (Сашина пятка отбивала лезгиночный ритм). Когда место на серо-желтой бумажке закончилось, врач начал дергать за ручки ящиков и с грохотом задвигать их обратно. Потом раскопал во внутренностях стола печать и стукнул ей так, будто хотел проделать в рецепте большую дыру. Врач взмахнул листком и протянул его Саше. Она привстала, взяла листок и положила на колени.

– Нам также нужно проговорить важный вопрос, – сказал врач. – Евгений все еще имеет дееспособность. Мы с вашей мамой запустили процесс, но, как вы понимаете…

– Даже не буду слушать вас дальше.

Сашин брат быть инвалидом не мог. Он поправится, он сможет, это уже понятно: если жал руку сумасшедшему мужику в гавайской рубашке, значит, дома его просто забили и затерли. Саша встала, Женя поступил так же. Врач сделался прямее.

Саша и Женя спустились на первый этаж, вышли из главного корпуса, преодолели огромный газон, затем сады, мостик и каменную дорожку, разделявшую сочность и пышность психбольничного двора на две одинаковые половинки. Шагнули за ворота на пыльный гравий у побитой дороги. Саша заметила бордовую машину с шашечками на макушке, которая хромала в их сторону. Подняла руку. Залезла внутрь, потянула за футболку Женю, он тоже залез. Назвала адрес. Машина допрыгала до панельки и вытолкнула из себя Сашу с Женей. Саша встала у подъезда и поняла, что совсем не хочет, не может заходить в него. Они с Женей стояли еще несколько минут. Вдруг Саша схватила за плечи Женю, который снова спрятался в себе, и сказала самым ласковым голосом, на который была способна:

– Женюля, ты помнишь, как я рассказывала тебе про горных птиц и скалы?

Она пыталась зацепить его плоский взгляд своим острым, но ничего не получалось.

– Помнишь наши сказки про гору? Про то, как она оступилась, упала и стала Остапкой?

Женин взгляд стал чуть выпуклым и нашел Сашин.

– Женя! Ты же никогда там не был! Пойдем!

Саша взяла Женю за руку и потянула. Он посмотрел ей прямо в глаза и пошел вперед. Они шагали по двору, Саша стала рассказывать свою детскую сказку, Женя один раз улыбнулся. Дошли до конца двора и свернули за угол. Отодвинулись их дом и соседний. Они оказались у пешеходного перехода. Саша увидела кусочек Остапки и вся будто расширилась, удлинилась, стала большой и сильной. Саша шагнула на дорожный асфальт, но вдруг в руке сделалось больно. Саша снова уменьшилась и обернулась. Женя остановился перед бордюром и держал Сашину ладонь так, будто хотел выжать из нее сок.

– Ты чего?

Женя нахмурился и замотал головой.

– Пойдем, Жень!

Женя отпустил Сашину руку и обхватил себя.

– Ну пожалуйста, пойдем. Можно хотя бы погулять.

Женя продолжал мотать головой, хмуриться и обнимать себя.

– Не пойдешь?..

Саша выпарила из себя нежность и