Секреты - Жаклин Уилсон

Но, кажется, Мария была другого мнения. В начале дня она кивала мне и улыбалась, но к тому времени, как мы стали складывать книжки-тетрадки в школьные рюкзаки, чтобы идти по домам, она уже только отворачивалась с недовольным видом и хмурилась. Мне она не сказала ни слова, только буркнула: «Пока!» — когда я попрощалась. Алиса тоже сказала «пока», но тут же, едва я повернулась к ним спиной, добавила: «Скатертью дорожка!» Мария протянула: «Али-и-са!» — но та только расхохоталась. Они обе смеялись.

Я прошла через игровую площадку с высоко поднятой головой, делая вид, будто ничего не слышала. Завтра я к ним и близко не подойду. На Алису мне всегда было наплевать, но Мария казалась другой.

Это я — другая.

Хорошо бы никто не считал меня чудаковатой.

Ванда ждала меня, опершись на ограду, и гляделась в зеркальце, изучая свой нос. Она ни на грамм не прибавила в весе, несмотря на то что уплетает уйму шоколада, и прыщей у нее почти не было.

Мария и Алиса проскочили мимо нас, нахально хихикая.

— Ты почему так покраснела, Индия? — спросила Ванда.

— Вовсе и не покраснела, — ответила я тупо.

Ванда повернула зеркальце ко мне. Передо мной вспыхнула Девочка — Вареный Рак.

— Я бежала, мне жарко, — сказала я, хотя было так холодно, что я вся съежилась в теплом мохеровом пальто. Это форменное пальто нашей школы. В отличие от всех других наших девочек, мне положительно нравится школьная форма. Особенно пальто. Когда я надеваю его, папа всякий раз говорит: «Мой плюшевый медвежонок».

Нет… говорил раньше. Теперь он меня никак не называет. И, кажется, вообще почти не замечает. А если замечает, это значит только одно: я его раздражаю.

Я сидела на ступеньке и читала «Дневник» Анны Франк, когда он проскочил мимо меня. Вернее, споткнулся об меня. Спросил, не ушиб ли, я покачала головой, хотя мне все же было немного больно. Думаю, на моей попе остался синяк — он случайно саданул меня ногой. Но я в этом не уверена, потому что мне никогда не удавалось толком разглядеть ее. Все это слишком грустно.

— А тогда отчего у тебя такой унылый вид? — спросил папа, стоя надо мной.

Я глубоко вздохнула, думая, с чего начать. Я надеялась, что папа сядет рядышком, но он возвышался над моей головой нечетким контуром. Я начала рассказывать ему о Марии и Алисе, но уже после первой-второй фразы он стал нервничать.

— Я уверен, скоро вы опять все подружитесь. И почему ты не предложила им обеим поиграть вместе? — сказал папа, уже сбегая по лестнице вниз.

— Мы не играем, — сказала я обиженно. — И я никогда не была подругой Марии, в том-то и дело. У меня никогда не было настоящей подруги в этой ужасной старой школе.

— Ну что ж, возможно, ты скоро перейдешь в другую школу, — сказал папа.

Я уставилась на него, стараясь разглядеть его лицо в тускло освещенном пролете лестницы. Кажется, он не шутил.

Что он имел в виду, когда сказал про новую школу? Я вдруг страшно разволновалась. Может, папа и мама решили отдать меня в школу-интернат, чтобы я не болталась у них под ногами?

Миранда сейчас учится в интернате. Она этого хотела. Она любит книжки про Гарри Поттера и думала, что школа-интернат это здорово, — но поначалу определенно возненавидела ее. Она проливала целые ведра, чаны, целые бассейны слез. Письмо, которое она мне написала, было сильно испачкано, все в пятнах от слез. Но теперь все в порядке, говорит она, здесь не так уж плохо. А в последнем письме написала даже, что это блеск, супер и так далее. С тех пор я не получала от нее писем уже сто лет. Хотя я написала ей три письма подряд.

Перейти в интернат — для меня это было бы ужасно, потому что я уверена, ничего хорошего меня там не ждет. В интернатах полагается участвовать в коллективных играх, командами, но меня никогда никто в свою команду не выберет. Учителя непременно будут делать ехидные замечания на мой счет, а все девчонки объединятся против меня.

Но вот если меня переведут в интернат, где Миранда, она поддержит меня. Конечно, у нее теперь есть новая лучшая подруга, я знаю, но, может быть, я смогу стать ее старой лучшей подругой? И, может быть, интернат окажется не так уж и плох?

— А можно мне перейти в школу-интернат, где Миранда, папа? — спросила я, когда он был уже внизу.

Он остановился и, вскинув голову, посмотрел на меня.

— Что?

По-видимому, он уже забыл, о чем мы только что говорили. Последнее время такое случается с ним часто.

— Можно мне перейти в интернат, где Миранда? — повторила я. Голос не очень мне повиновался. Хотя папа мой самый любимый человек в мире, последнее время я немного побаиваюсь разговаривать с ним. Это потому, что он может ни с того ни с сего вскипеть и так рявкнуть, словно он меня ненавидит.

То же случилось и на этот раз.

— Замолчи, ради бога! — прорычал он. То есть слова были другие. Гораздо хуже. — Ты, верно, думаешь, что я печатаю деньги? Да ты знаешь, сколько этот чертов интернат стоит за полгода? (Вместо «чертов» он тоже сказал другое слово.) Если надумала перейти туда, меня это не касается. Обратись к своей мамаше.

— Но я вовсе не хочу в интернат, честное слово, не хочу, папа! Просто ты сказал, что, может быть, я перейду в другую школу… — Я была уже в полном отчаянии, слезы катились по щекам градом.

Когда я плакала, он всегда обнимал меня, вытирал мне лицо своим большим носовым платком и называл своим маленьким Плаксой Винни. Но сейчас он только раздраженно вздохнул:

— Хватит нюни распускать, Индия. Ты не младенец. Забудь про школу. Может, все обернется для тебя хорошо. Ох, да прекрати же! Это мне бы сейчас впору слезы лить.

В общем, что-то сказал вроде этого.

И выскочил на улицу, оставив меня хлюпать носом на лестнице.

Я не знаю, в чем дело. Ненавижу, что он стал таким недобрым со мной. Мама-то всегда была ко мне недобрая, хотя разговаривает сладко-сладко и все время улыбается.

Ну что ж, решила я, вот я им покажу! С дневником Анны поднялась наверх, на самый верх, на чердак, по приставной лестнице. Вскарабкалась быстро, откинула крышку люка в полу, на ощупь отыскала выключатель и опустила за собой крышку.

Здесь будет мое собственное убежище, вроде тайного убежища Анны Франк.

Ну, конечно, не совсем похожее. Это вроде бы мезонин, а вернее, просто чердак, где находится резервуар с водой для отопительной системы и груды всякой всячины — ненужной одежды, старой мебели, чемоданов и коробок с книгами. Я была здесь пару раз вместе с папой, когда мы только переехали. Папа сказал, что оборудует здесь для меня специальную комнату для игр, но у него так и не дошли до этого руки. Сейчас мама использует мезонин как склад для старых «коллекций Мойи».

Я расшвыривала эти дурацкие узенькие топики и трусики, подхватывала то одно, то другое и гримасничала. Самое ажурное, миниатюрное платьице скомкала и, как мячик, ногой запустила в угол. Схватив в охапку несколько платьев, бросила на спинку старого кресла как подушку, довольная, плюхнулась в него и немного попрыгала сидя. Потом подтянула ноги и, скрестив их, взялась писать дневник.