Кровная добыча - Ирина Глебова

– Быстро, Вася, неси в алтарь! Осторожно, не урони, это же Андрей Рублев! – Засмеялся: – В Спасо-Преображенском храме будет спрятан рублевский Спас! Это ведь хорошо, да? Сюда, дальше, в апсиду. Видишь, здесь просто голые стены, никто даже не подумает… А вот на орнаменте все листики дубовые, только один кленовый. Правда, незаметно? Только если знать! Это ключ, сейчас я открою… Вот, как в коде Сэмюэля Морзе – буква Н…

Смирнов быстро оглянулся, хотя и знал – вряд ли в изолятор кто-то войдет в такое время. Сюда и днем почти не заглядывал фельдшер, переложив попечение о чахоточном больном на заключенного, специально приставленного, как было сказано начальством, к Христоненко. Иван замолчал, но за закрытыми веками вращались зрачки, губы шевелились: он продолжал видеть прошлое. И хотя Смирнов уже почти все понял и даже был уверен, что сможет найти тайник, все-таки решился. Взял больного за руку, сказал тихо, мгновенно вспомнив, как называл своего погибшего друга Иван:

– Ваня, это я, Шарошев Вася. Мы все спрятали, все здесь, в тайнике?

И тот ответил, не просыпаясь:

– Да, все, что я хотел, уже здесь. Заходи, дверь сама закроется. Нет, мы здесь не выйдем, это только вход. Выход вон там, видишь?

Он видел в своем горячечном сне-бреду то, о чем говорил. А Смирнов встревожился: как это «только вход»? А вдруг он не найдет выхода или не сумеет открыть? Останется замурованным в тайнике, с драгоценными иконами! Кто знает, вдруг там все прочно и надежно…

– Я не вижу, Ваня? Где выход?

Но больной ответил невпопад, бредя:

– Помолись, Вася, на крест, он наш путь… Руки возложи…Сильнее, вперед!..

Замолчал. Смирнов вновь попытался спросить, наклоняясь почти к лицу Ивана:

– Как же мы выйдем, скажи!

Но тот застонал громко, заворочался. «Сейчас проснется, а если будет помнить, о чем болтал? Нет, это нехорошо». Смирнов отступил к двери, готовый быстро выйти. Прошла минута, другая… Христоненко спал, теперь уже почти спокойно, и Смирнов вновь тихо приблизился, сел на табурет рядом.

«Ну вот, – думал, глядя на лицо спящего, – я и богат. Этот шанс не упущу, дураком не буду. Помешать может только он, Иван. Вот если бы он сейчас умер… А то ведь Шатилов небось хлопочет о его освобождении, вместе с Петрусенко…»

Смирнов знал следователя Петрусенко вовсе не потому, что был из криминальной среды, – нет, в нее он попал совсем недавно. У него со знаменитым сыщиком и недавним начальником полиции имелись общие знакомые. Знал, конечно, и о том, что Петрусенко недавно посетил тюрьму и лично приказал перевести Христоненко в больницу. А следом и профессор сюда явился. Причинно-следственная связь прослеживалась четко – у него был аналитический ум. Так что чахоточный сын миллионера долго в застенке не задержится. А насколько он сам тут застрянет? В этом случае Иван может его опередить, найдет помощников, увезет свое богатство…

Иван уже дышал ровно, спал крепко. Голова его лежала просто на матрасе, и Смирнов взял в руки подушку. Если сейчас он прижмет ее к лицу Христоненко, подержит немного, все будет кончено. Отмучается Иван. И только он, Степан Смирнов, будет знать о тайнике. А смерть тяжелого больного никому не покажется странной: удушье во время приступа сильного кашля – это при чахотке бывает. Да и кто станет в тюрьме расследовать, докапываться? Быстро похоронят, и все…

Рука напряглась, крепко сжала подушку. Но поднять ее он не смог: глаза не могли оторваться от лица спящего. Впавшие щеки, прозрачная кожа, высокий лоб в обрамлении светлых отросших волос, нежные, почти мальчишеские черты… Господи, таким же был его младший брат – юным, трогательно-наивным романтиком! Добровольцем пошел на фронт, надо же! Эх, Алешка… И этот тоже – с кучкой друзей против революционного полка!

Смирнов осторожно, чтоб не разбудить, приподнял голову Ивана, подложил подушку. Спи, дурачок, живи сколько Бог тебе отпустит. Вот только теперь нужно что-то придумать – что-то такое, чтобы поскорее оказаться на воле…

В тот день, в конце августа, Петрусенко просматривал все дела, которые касались банды Хлыста. Он сидел в одной из комнат здания, которое теперь занимала народная милиция. С ним были два молодых парня: он уже месяц с ними работал. Оба они – Андрей и Алексей – прошли фронт, были из крестьян, но грамоту знали. Поначалу они все рвались воевать «за свободу и революцию», а «заниматься полицейским делом» считали зазорным. Но после того, как вместе со следователем они раскрыли одно убийство и два грабежа, а на третьем, хорошо постреляв, одного бандита арестовали, стали настоящими энтузиастами сыскного дела. К тому же «господин-товарищ» Петрусенко их восхищал и острым умом, и веселым нравом. Теперь Викентий Павлович считал, что у него есть группа: Дмитрий Кандауров и эти два бойца.

Загадку задал следователю бандит, которого он знал давно. И уже это было странно: примитивный, жестокий и жадный Хлыст был хорошо предсказуем. Он дважды арестовывался, отбывал заключение. Первый раз – за одиночное преступление, второй – в составе шайки. Но тогда он был рядовым бандитом. А в начале этого года, вновь появившись в городе, сам сколотил банду. Подгадал хорошо: за всеми бурными событиями последнего времени даже полиции было не до бандитов. Ясное дело, если даже начальника полиции арестовывали, а рядовых сотрудников просто разогнали. Грабили бандиты нагло, но потом, весной, банда словно исчезла. Налеты, кражи, ограбления продолжались, но это были другие люди. Хлыст и его команда словно растворились. Можно было подумать – отбыли на гастроли. Но чтоб всей бандой?.. Такого не бывало. Да и зачем: Харьков всегда оставался очень привлекательным городом для криминала. Но вот, однако, три месяца ничего не было слышно о Хлысте. А летом словно их всех вместе из заключения выпустили: один налет за другим, с перестрелками, убийством. И именно банда Хлыста! Где были, откуда явились? Петрусенко, вернувшись к привычной службе, пусть только консультантом, не мог не думать об этом. А тут вдруг еще один поворот…

Началось все с появления в милиции владельца известного магазина в Шубном ряду на Сергиевской площади «Шкуряк и сыновья. Меха» – самого господина Шкуряка. Товарища Кина в тот день не было, а его секретарь оказался человеком с юмором. Когда посетитель заявил, что он – к господину начальнику полиции, секретарь с улыбочкой сказал: «Ах, к начальнику полиции? Прямо по коридору, в седьмую комнату». Вот Шкуряк и явился прямо к Викентию Павловичу, которого узнал и не удивился.

– Господин полицмейстер, – начал прямо с порога недовольным голосом, – как же так! Ведь была твердо обещана защита от бандитов! Ну да, я поначалу высказал недовольство, но зачем же меня за это наказывать? Я просто не понял, а потом ведь отдал все, что приказали. А теперь вот пришли и начисто все выгребли!

– Так уж и начисто, господин Шкуряк? – вежливо поинтересовался Викентий Павлович, делая знак ребятам помолчать. Он и сам не понимал, о чем идет речь, но тон Шкуряка утверждал обратное – должен понимать. Вот Петрусенко и не торопился выдавать свою растерянность. Успеется, а может, и не понадобится.