Тайная помолвка - Вера Крыжановская

При этих словах, показавших, что решение банкира осталось непоколебимым, нервное возбуждение Валерии достигло апогея; дрожь пробежала по ней, сердце ее забилось, а отчаяние и бешенство почти лишили ее рассудка.

– А! Вы безжалостны, – воскликнула она, схватившись за голову обеими руками, – и я напрасно пришла к вам. Все, что вы говорите мне, никогда не сотрет вашего рождения, и всегда скажут, что я вышла замуж за еврея. Поймите же, что никакое богатство, никакое образование не могут заполнить подобную пропасть! Боже мой! Ведь вы же можете найти себе другую жену; если действительно ваша любовь ко мне так велика, как вы говорите, то спасите мою семью, но не принуждайте меня к супружеству, которое внушает мне непобедимое отвращение. Будьте великодушны, г-н Мейер, и я буду думать о вас, как о друге, с… – голос изменил ей.

– С отвращением, – горько усмехаясь, подсказал Самуил, сраженный четким и неосторожным признанием молодой девушки.

– Нет, нет, с благодарностью, – перебила его Валерия. – Я хочу верить в ваше великодушие…

Почти не сознавая того, что она делает, Валерия опустилась на колени.

– Вот, я на коленях умоляю вас: убейте меня и удовлетворитесь моей смертью взамен спасения моей семьи.

Самуил вздрогнул и провел дрожащей рукой по своему влажному лбу. Он хотел кинуться поднять молодую девушку, но удержался и отступил назад; в глазах его горела то злоба, то страсть, когда он глухим голосом с глубокой горечью отвечал ей:

– Я не смею, графиня, поднять вас моими нечистыми руками и должен вынести стыд видеть женщину у моих ног, женщину, которая предпочитает смерть моей любви. Но, несмотря на все эти оскорбления, я не отказываюсь от вас, потому что люблю вас такой, какая вы есть, – бессердечной, жестокой и ослепленной несчастными предрассудками. Я вас не убью, потому что хочу, чтобы вы жили для меня.

Валерия быстро встала; причем накидка ее соскользнула на землю, но она этого не заметила и со сверкающими глазами подняла руку.

– Будьте же прокляты вы и всё, что вы предпринимаете, безжалостный человек, – крикнула она прерывистым голосом, а затем повернулась и кинулась в аллею, ведущую к выходу; но силы ей изменили, голова закружилась, в глазах потемнело, и она упала без чувств.

Самуил машинально поднял накидку и пошел вслед за Валерией. Увидев, что она упала, он бросился к ней, поднял ее и отнес на скамью; заметив, что она не приходит в чувство, он положил ей под голову свернутый плащ, сам побежал к себе в комнату, оттуда принес стакан вина и флакон с солями, которые и дал ей понюхать. Спустя несколько минут графиня открыла глаза, но ее мутный взгляд и слабость показывали, что полный упадок сил сменил ее отчаянное возбуждение. Без сопротивления выпила она немного вина, но когда Самуил хотел поставить ее на ноги, она снова бессильно опустилась на скамью.

– Что делать? – шепнул он. – Вы не подумали о том, какому риску подвергаетесь, если бы кто-нибудь встретил вас здесь? Это погубило бы вашу репутацию. Но не бойтесь, – присовокупил он, наклоняясь к ней. – Скажите, как вы пришли? Есть ли с вами экипаж, ждет ли кто-нибудь?

– Возле калитки моя подруга Антуанетта, – с трудом проговорила Валерия.

Не теряя ни минуты, Самуил направился к выходу и, приотворив дверь, увидел женскую фигуру, прячущуюся в тени ниши.

– Вы Антуанетта? – спросил он тихо.

– Да, но бога ради, где Валерия? – прошептал в ответ слабый голос.

– Ей сделалось дурно от волнения, но я удивляюсь, что вы содействовали предприятию, которое могло кончиться большими неприятностями. Как вы добрались сюда?

– На углу улицы нас ждет экипаж.

– Так пойдемте. Пожалуйста, постарайтесь успокоить вашу подругу и поглядите, в состоянии ли она будет возвратиться домой.

Он вынул часы и, выйдя на улицу, старался при свете фонаря разглядеть, который час.

– Без малого одиннадцать. Надо спешить. Ваше отсутствие может быть замечено.

Несмотря на все свое волнение Антуанетта окинула любопытным взглядом молодого еврея, известного ей только по имени, в руках которого была судьба Рудольфа и ее собственное счастье. Самуил произвел на нее благоприятное впечатление: этот красивый и изящный молодой человек вовсе не отвечал представлению о грязном скаредном еврее, созданному ее воображением. Она шла за ним несколько успокоенная; но, увидя изнеможенную Валерию, с тревогой кинулась к ней.

– Фея, моя милая, как ты себя чувствуешь? Ободрись, нам надо поскорее вернуться домой. В состоянии ли ты двигаться?

– Попробую, – прошептала Валерия.

С помощью подруги она встала, сделала, шатаясь, несколько шагов, но, вдруг ослабев, не могла удержаться на ногах и упала бы, если бы Самуил не поддержал ее.

– Что делать, боже мой! – воскликнула Антуанетта. – Я вижу, что все было напрасно и вы остались безжалостны.

– Не судите меня так опрометчиво, – возразил с живостью Самуил. – Поставьте себя на мое место: были бы вы в состоянии отказаться от того, что вам дороже жизни?

– Нет, – откровенно отвечала молодая девушка, в уме которой мелькнул образ Рудольфа.

– Так будьте же снисходительны к моей слабости. Теперь я донесу графиню до кареты и провожу вас до дому. Идемте!

Не дожидаясь ответа, он поднял на руки Валерию, не оказавшую никакого сопротивления, и быстро пошел к выходу. Антуанетта следовала за ним, волнуемая различными мыслями, сильно противоречащими одна другой. С любопытством и недоверием наблюдала она за всеми движениями Мейера, и природная прямота заставила ее признать, что наружностью и манерами Самуил нисколько не отличается от молодежи ее общества. Его статная и изящная фигура не имела ничего общего с теми грязными оборванными евреями, которых ей приходилось встречать в маленьких городишках и селах, смежных с ее поместьем. На белой красивой руке банкира, резко выделявшейся на черном бурнусе Валерии, не было ни одного кольца, тогда как, по убеждению Антуанетты, у еврея все пальцы должны быть унизаны перстнями.

«Право, он не так гадок, как я воображала, – думала она. – Как знать, все может устроиться лучше, чем мы ожидаем».

В эту минуту Самуил остановился; они подошли к калитке.

– Потрудитесь велеть экипажу подъехать, – сказал он тихо.

Затем он посадил в экипаж Валерию, которая, закрыв глаза, казалось, ничего не видела и не слышала, помог войти Антуанетте, сам сел на переднюю скамейку и захлопнул дверцы.

– Я должен помочь вам перенести ее в саду, у вас не хватит сил на это, – добавил он, как бы извиняясь.

Через несколько минут они остановились у сада графа Маркош. Антуанетта вышла первая, бросила золотую монету кучеру, отворила калитку и внимательно заглянула вовнутрь сада. Все было пустынно и безмолвно.

– Идите скорее, – шепнула она.

Самуил снова поднял на руки свою драгоценную ношу, и Антуанетта повела его к группе деревьев недалеко от входа, где была скамейка.