Брачный вопрос ребром - Елена Логунова

– Мне Тигровна сказала.

– Ошиблась твоя Тигровна, нет там никаких немцев, одни молдаване, а региональный организатор – местное турагентство «Вольный ветер», директор которого – угадай, кто?

– Дед Пихто, – ответила я угрюмо, потому что мне уже надоел этот затянувшийся тест на сообразительность.

– А вот и нет! Караваев Михаил Андреевич!

– Не-Дормидонтус?! – ахнула я.

– Кто такой Дормидонтус? – в тон ахнул Петрик, явно плененный звучанием гордого имени. – Ты познакомилась с кем-то, кого я не знаю?

– Это ты познакомился с тем, кого я не знаю и знать не хочу! – вздохнула я. – Дальше можешь не рассказывать, суду все ясно. И да, упреждая твой повторный вопрос, в мои ближайшие планы не входит кому-то строить глазки, так что в Молдову я полечу со своим родным недозрелым крыжовником, без кроющих линз.

– Напрасно, – Петрик неохотно зачеркнул строчку в списке. – Но кто я, чтобы тебя чему-то учить…

Сделав это заявление, он потом весь вечер настойчиво учил меня формировать капсульный гардероб для деловой поездки и укладывать вещи в чемодан таким образом, чтобы они не помялись.

Остаток дня стремительно пролетел в сборах и хлопотах.

Незадолго до полуночи мы наконец легли спать, а на рассвете героически встали по будильнику и поехали в аэропорт.

Спать хотелось жутко.

Я отчаянно зевала и жмурилась, пока на досмотре Петрик вдруг не схватил меня за руку, придушенно ахнув, как контрабандист-склеротик, внезапно вспомнивший, что позабыл заблаговременно переложить золотые слитки из карманов в багаж.

Это привлекло не только мое внимание: люди в форме тоже уставились на Петрика выжидательно и с нехорошим интересом.

Я поняла, что сейчас нам устроят тотальный шмон с колоноскопией, и поспешила громко заявить:

– Да выключила я утюг, выключила! Не переживай!

– Что?

Петрик, которому я со значением наступила на ногу, огляделся, оценил выражения официальных лиц и принужденно улыбнулся:

– Просто фобия у меня какая-то – этот утюг! Простите, а где ближайший туалет?

– Он так волнуется, так волнуется! – Я развела руками, заканчивая мизансцену.

Аплодисментов не последовало, да мы их и не ждали. Главное, что уважаемая публика потеряла к нам интерес.

Но Петрик не расслабился. Едва мы вышли за линию контроля, он настойчиво потянул меня к удобствам.

– Тебе и впрямь приспичило? – сочувственно удивилась я.

– Так! Слушай меня внимательно, это важно!

Друг затащил меня в тамбур перед туалетами и постучал своим указательным пальцем по моему лбу так настойчиво, словно хотел проковырять там третий глаз.

– Он здесь! Он тоже летит с нами!

– Кто? Самолет большой, с нами полетят еще минимум сто двадцать человек! – Я шлепнула паникера по руке, сбивая бесцеремонный палец прочь. – О ком вообще речь?

– Речь не вообще, а четко в частности! Я про Караваева говорю!

– Он тоже здесь? – Я оглянулась, но дверь из тамбура в зал была закрыта. – Ну и что?

– А то, что для него я Люся!

– И что?

– А то, что Люся – ты!

– И что?

– Ах, боже мой! Проще сделать, чем объяснять! – Петрик со скрежетом расстегнул молнию на своей сумке. – Стой смирно!

Я замерла.

Бормоча «Ах, как удачно я вчера освежил свою прическу золотым мелком!» и «Как хорошо, что ты не подкрасила отросшие корни, с гладко зачесанными волосами в фас сойдешь за шатенку!», Петрик с ловкостью, достойной опытного гримера, стянул мои полудлинные волосы в хвост.

Влажной салфеткой он стер с моих губ красную помаду, снял свои приметные очки в оранжевой оправе, надел их на меня, поморгал, присматриваясь, и неуверенно, но с ощутимой надеждой резюмировал:

– Пожалуй, теперь на беглый взгляд нынешняя ты вполне сойдешь за вчерашнего меня.

– Грудь себе забрать не хочешь? – съязвила я.

– Хочу, но это нереально, так что грудь втяни, – велел супергример. – Или нет, давай мы ее шарфом замаскируем. Вот так! Теперь можем выходить.

– Петя, это плохо кончится, – предупредила я, осторожно двигаясь в ту сторону, где предположительно находился выход в зал ожидания (уверенности в правильности направления у меня не было). – Я в твоих очках слепа, как крот, а ты слеп, как крот, без них. Мы так далеко не уйдем!

– Нам далеко и не надо, – ответил Петрик.

И неожиданно оказался прав.

Буквально в дверях мы врезались в нужного человека.

– Простите, девушка, но это мужской туалет! – возмутился знакомый голос.

Черт, и снова обстоятельства не те, чтобы я сочла его приятным…

– А я как раз веду туда вот этого юношу! – ответила я, сделав шаг вбок, чтобы не-Дормидонтус оказался лицом к лицу с Петриком. – Помогите бедняжке, Михаил Андреевич, он почти слепой.

– Ах, помогите, помогите же мне! – жалобно заныл «слепой бедняжка», с ловкостью цирковой обезьянки перебираясь с меня на Караваева.

– Мы знакомы? – Благородный джентльмен не смог сопротивляться Петрику, настойчиво увлекающему его в мужской туалет.

– Конечно, знакомы! Я же Люся! – покричала я им вслед.

Опровержения не последовало.

Фу-у-ух…

Я сняла очки и вытерла вспотевший лоб.

Кажется, замена Люси на поле прошла успешно.

Я покинула аппендикс с удобствами, дождалась выхода «слепого бедняжки» с поводырем и отцепила пальчики Петрика от чужого рукава. Дружище отцепляться не хотел, но я была настойчива.

– Где-то я вас видел… Это с вами я разговаривал по скайпу? – спросил Караваев, одолеваемый понятными сомнениями.

– Конечно, со мной, и, кстати, спасибо за интервью, мне особенно запомнились ваши слова о том, что миссия турагентства – раздвигать горизонты! – я дословно процитировала один из идиотских перлов, изреченных уважаемым спикером в ходе пресловутого интервью. – Если найдете минуточку, разъясните, пожалуйста, почему вы говорите о горизонтах во множественном числе? Планируете туры на другие планеты?

– Вот в этом вся Люся Суворова – такая язва! – с доброй улыбкой посетовал Петрик.

Он снова незряче потянулся к Караваеву, но я перехватила его ищущую руку и зафиксировала ее на собственном локте.

– А я Петя Карамзин, арт-фотограф, – представился мой друг.

– Слепой фотограф?! – определенно, у господина Караваева сегодня был день открытий.

– Не умаляйте творческий потенциал инвалидов, это нынче крайне непопулярная позиция, – строго сказала я. – Гомер был слеп, Пулитцер тоже, а еще Галилей, Диана Гурцкая…