Ведьма бывшей не бывает - Анастасия Никитина

уже лежала на застланной пёстрым домотканым половиком лавке. Сразу стало понятно, что поговорить с Илюшкой мне не удастся. Ещё один гость тут попросту бы не поместился.

Хозяйка, укладываясь на соседнюю лавку, ещё пыталась что-то бубнить, но я отвернулась к стене и сделала вид, что сплю. Однако на душе было неспокойно. Куда только подевалась та светлая уверенность, что всё будет хорошо? В голове толклись образы один другого кошмарнее: начиная от комнаты с низким сводчатым потолком, резными лавками и толстыми решётками на узких окнах до пьяного Илюшки, размахивающего почему-то пистолетом ТТ.

«Откуда здесь пистолет?» – задумалась я и проснулась.

Темень вокруг была такая, что хоть глаз выколи. А вот сон с меня слетел. Поворочавшись на жёсткой лавке с четверть часа, я сдалась и села. Безумно хотелось выйти на воздух, чтобы убедиться, что в реальности вокруг меня ещё нет ни решёток, ни своры мамок-нянек.

Я поднялась, но не успела сделать и пары шагов в незнакомом доме, как налетела на невидимую в темноте лавку, с которой с грохотом что-то посыпалось.

– Ты чего? – Чуть более светлый квадрат окна перекрыл тёмный силуэт.

– Э...

– До ветру, что ль, хочешь? – «догадалась» разбуженная шумом хозяйка. – На двор иди. Там, за банькой.

– Спасибо, – буркнула я. – А отсюда как выбраться?

– Ох, неуклюжая... – женщина с кряхтением, достойным столетней бабки, поднялась и через несколько минут вручила мне потрескивающую лучину. – Держи. Вернёшься – в бочонок у печки сунь.

Света лучина давала всего ничего, но я по крайней мере стала видеть очертания предметов и на мебель больше не натыкалась. Увы, от низкой притолоки меня это не спасло, выходя, я здорово приложилась лбом о массивную деревяху.

«Странно, – мелькнула в голове невнятная мысль. – Вроде, когда входили, наклоняться не приходилось».

Мелькнула и пропала. Вместо этого в нос ударил отвратительный запах. Я приподняла лучину, пытаясь разобрать, куда угодила, и тут же получила ощутимый пинок пониже спины.

Взвизгнув от неожиданности, я невольно сделала несколько шагов вперёд и, наступив в какой-то узкий желоб, налетела животом на низкую перегородку. Затрещало дерево, что-то хрустнуло. Ненадёжная опора поддалась, и я кувырком влетела в живую шевелящуюся кучу. Лучина, зашипев, мгновенно погасла.

Раздался многоголосый визг, только уже не мой, а следом басовитое хрюканье. Вот это уже прозвучало знакомо. Недаром в военном городке окна нашей служебной квартиры выходили на хоздвор части.

«Свинарник!» – осенило меня. Расталкивая недовольных поросят, я кое-как поднялась на четвереньки.

– Хр... – прозвучало у меня над ухом, и лицо обдало горячим влажным дыханием. Смрад перекрыл даже зловоние, царившее в хлеву.

«Сожрёт!» – окончательно перепугалась я.

От ужаса дыхание перехватило настолько, что я и пискнуть не сумела, не то, что закричать. Рванулась назад, каким-то немыслимым кульбитом перевалилась через низкое ограждение загона и плюхнулась на задницу, пытаясь отдышаться. Глаза уже слегка привыкли к темноте, и я различила, что сижу в проходе между стойлами на куче соломы. Вот только с какой стороны теперь находится дверь, совершенно не представляла. Над головой в квадрате поблёскивали далёкие звёзды. Но этот выход мне явно был недоступен.

«Ну, хоть шею не сломала, – попыталась я себя утешить, старательно не замечая, что подстилка, смягчившая моё падение, оказалась, скажем так, уже б/у.

– Хр-р-р... – напомнила о себе обозлённая свино-мамаша. Поросята снова принялись визжать, и над всем этим повис всё ускоряющийся стук копыт.

Как была, сидя, я попыталась отползти назад. Но куда там. За спиной возвышалась стена. «Блин...» – я зажмурилась, ожидая неминуемого удара.

Глухой «шмяк» прозвучал одновременно с грохотом распахнувшейся двери и громкой руганью. На пороге появился высокий мужик с факелом. За его спиной куталась в наброшенный на плечи платок болтливая жена кузнеца.

Жёлтый неверный свет выхватил из тьмы ранее недоступные моим глазам подробности: толстую свинью, развалившуюся прямо в проходе в окружении полудюжины поросят, лошадиную голову, свесившуюся через одну из перегородок. У стены на куче загаженной соломы очумело мотал башкой безрогий козёл.

Кузнец с руганью принялся загонять живность обратно в стойла.

Вот только я смотрела на всё это сверху.

«Убили... Илюшка расстроится... – обречённо подумала я, отводя взгляд от ставшей внезапно такой незначительной суеты внизу. – Что там дальше? Тёмный тоннель и свет в конце...»

Но никакого света там, где я оказалась, не было. Сюда не добирались даже отблески чадившего в хлеву факела. Зато над головой поблёскивали звёзды, и что-то неприятно кололо мой призрачный зад.

«Может, я не совсем умерла?» – заёрзала я и тут сообразила, что, свесив ноги, сижу на краю того самого люка, который заметила перед нападением проклятого козла. Задумываться, как я умудрилась сигануть метра на четыре, да ещё по диагонали, не хотелось: сразу возникали мысли на тему «Что, если бы не...». Решив для себя, что случайно продемонстрировала пресловутые возможности человека в стрессовой ситуации, я отбросила ненужные размышления и ущипнула себя за руку. Боль пришла. А вместе с ней и окончательная уверенность, что я всё ещё жива.

Обругав собственное нездоровое воображение, я, стараясь производить как можно меньше шума, отползла от люка. Впрочем, предосторожности были излишни. Внизу как раз поднялся невообразимый гвалт: кузнец попытался водворить на место свино-мамашу. Та водворяться обратно в загаженный загон не имела никакого желания и принялась удирать от заботливого хозяина по хлеву, визжа и снося всё, что только попадалось на пути, включая хозяйку. С мстительным удовольствием я услышала влажный плюх и новую порцию ругани – болтливую тётку, похоже, общими усилиями усадили в ту самую лужу, в которой четверть часа назад побывала я.

Впрочем, долго предаваться злорадству я себе не позволила. Надо было выбираться с забитого сеном чердака. И сделать это желательно раньше, чем хозяева зададутся вопросом, кто же, в прямом смысле, подложил им такую большую свинью среди ночи.

Я огляделась и, в конце концов, заметила тусклый свет, пробивающийся сквозь щели небольшой дверцы в торце сеновала. Пробравшись туда, я ещё немного повозилась, прежде чем мне удалось найти подходящую щепку и подцепить крючок, разумеется, располагавшийся снаружи, и наконец вдохнула полной грудью прохладный ночной воздух. После зловонного стойла и пыльного сеновала это оказалось неожиданно приятно. Увы, вместе с ароматами цветов и близкой свободы нос уловил и совсем другие запахи. Те, что исходили от меня самой.

Меня перекосило, и я поспешно спустилась по кривой лесенке, прислонённой к стене дома. Во дворе оказалось вовсе не так темно, как