Сталинъюгенд - Алексей Кирпичников

Одновременно возникли пометки, говорившие, что их автор начитался недоступных для подавляющего большинства советских людей фашистских изданий, незадолго до того напечатанных крошечным тиражом для спецпользования и разосланных членам правительства для ознакомления. Эту часть записей обильно усыпали цитаты из «Mein Kampf» Гитлера и философских трактатов Ницше. Из этих книг автор почерпнул идею, что должен идти вперёд, не принимая во внимание слабых и увлекая за собой сильных. Слабым, по его мнению, оставалось место только на обочине жизни. Он безоговорочно соглашался в этом не только с товарищем Сталиным, но и с Гитлером, и с Ницше. Далее Шахурин проштудировал греческих стоиков, Макиавелли, исторические труды Карамзина и Соловьёва. Они, похоже, тоже оставили след в душе школьника только с позиций оценки возможностей власти.

В апреле в дневнике появились постоянно дополнявшиеся записи, свидетельствовавшие, что «лидер» начал усиленно искать название организации. В размышлениях, перенесённых на бумагу, последовательно возникали наименования: «Союз», «Братство», «Орден» и, наконец, «Империя».

«Союз», подразумевавший объединение равных партнеров, его не устроил. «Братство» он отмёл из-за аналогии с религиозным сообществом. По той же причине отказался от «Ордена», хотя это название долго волновало мечтателя. В итоге семиклассник остановился в своих изысканиях на «Империи». Это название полностью соответствовало целям — сделать весь мир составляющей одного Государства, образованного на базе СССР. Будущим лидером такой «Империи» Шахурин видел себя. Правда, Иосифу Виссарионовичу он отводил роль пожизненного духовного наставника, с тех пор, когда тому по состоянию здоровья уже трудно будет руководить и он передаст Владимиру Шахурину исполнительную власть.

В итоге, весь этот чудовищный конгломерат понятий и философских суждений родил в голове школьника окончательное название тайной организации: «Четвёртая Империя (Рейх)». Лидеру присваивался чин «рейхсфюрера», а он, в свою очередь, имел право одаривать званиями остальных участников общества, распределяя между ними обязанности в соответствии с отведённым местом.

Новые названия уже начали формироваться в голове будущего «рейхсфюрера», но плохая информированность о соответствующей атрибутике в нынешней Германии позволила, для начала, остановиться лишь на общеизвестном «фельдмаршале» и, видимо, выдуманном «фельдфюрере». Озвучить другие идеи Шахурин не успел, как и не смог убедить одноклассников в правильности своего решения. Хотя в одном месте указывалось, что он вёл разговоры с членами общества о названии «Четвёртая Империя», но не встретил пока понимания со стороны «подчинённых».

Также через весь дневник проходила тема любви к Нине Уманской. Он восхищался её одеждой и умением эту одежду носить. Его покоряла манера девушки свысока смотреть на ровесников. «Рейхсфюрер» сожалел, что ему не довелось, как Нине, пожить в Америке и не удалось пока самому сполна приобщиться к последним веяниям моды и техники. Шахурин мечтал спасти подругу от какой-нибудь смертельной опасности — хотел, чтобы она узнала и оценила, как ему подчиняются ровесники. Юноша грезил, что Уманская окажется рядом, когда он «покорит Олимп и пройдёт по улице Горького под звуки победного марша». Володя желал её уже по-мужски и мечтал, чтобы она стала его женщиной. Только Дину Дурбин[5] он сравнивал с Ниной, но и здесь автор дневника отдавал своей девушке безусловное предпочтение. Чем ближе к концу записей, тем явственнее проявлялась нервозность автора. Несколько раз повторялось: если Нина всё-таки соберётся уезжать с родителями в Мексику — он её не отпустит. Не отпустит — любой ценой. Так и написал 2 июня: «Либо она останется со мной, либо я убью её».

Сутки спустя Шахурин осуществил угрозу и застрелил Нину. Этот выстрел он оплатил своей жизнью и расстался с ней не из страха перед наказанием — просто у него в голове сварилась такая каша, что он не отдавал себе отчёта в происходившем.

* * *

Когда Меркулов закончил чтение, ему стало понятно, что Володю Шахурина пожирала одна страсть: стремление к власти — парня переполняло огромное честолюбие. Хорошо прослеживалось, как он накручивал себя, усиливая накал собственных эмоций, готовясь к последующим решительным действиям.

Нарком подумал:

«Жаль, что Шахурина больше нет. Материал мог бы развиться в громкое дело, убеди он одноклассников следовать за ним не рассуждая… Хотя, конечно, в психике просматривались явные отклонения, и остальные мальчишки, услышав такую крамолу, похоже, с ним не соглашались… или вообще могли рассказать обо всём родителям. Да чего гадать?… Пока хватит того, что есть».

Отложив дневники, нарком занялся изучением документов из красной папки — взял первую станицу и начал читать.

Далее вразнобой размещались пять подписей, а под ними стояла прямоугольная печать, изображавшая череп и кости на пиратском флаге. Судя по качеству отпечатка и рисунка, форму изготовили из ластика, и её создателю не угрожало стать вторым Галактионовым[6].