Багровый рассвет - Виталий Винтер

– Будет тебе будущее, философ! Ослепительное, как луч лазера, и звенящее, как рентгенометр в эпицентре ядерного взрыва, – светлое, конечно, и быстрое, так как долго нам жить на этом витке эволюции не положено. – И немного помолчав, спросил его совсем другим тоном: – Ты веришь в Бога, Толя?

– Я верю во всё, – глухо ответил напарник, уткнувшись в пульт.

– Тогда попробуй помолись за нас и всех заблудших на земле и в небесах. Наступает миг отмщения за все наши прегрешения…

Станция заняла положенное место. От неё поочерёдно отделились четыре десятиметровых цилиндра, которые, корректируя траекторию полёта редкими всполохами одноразовых ЖРД, расположились неровной стометровой пирамидой со станцией на вершине, обращённой к Земле. «Личинки» являлись их главным козырем в предстоящей и, по всей видимости, схватке. Официально они назывались ЛРОЯНВ-4/4 и расшифровывались как «лазер рентгеновский орбитального базирования ядерной накачки взрывом». Стоит добавить, что, кроме испытаний, они ещё ни разу не использовались в реальном боестолкновении. Орбитальная платформа, завершив маневрирование и выставив перед собой «космических ежей», опустила бронезаслонки на немногочисленных иллюминаторах. Экипаж же перебрался в тесную боевую рубку управления – единственным достоинством которой являлось теоретическое экранирование излучения от тридцатикилотонных зарядов «Личинок». Боевые характеристики позволял применять систему на расстоянии до трёх тысяч километров.

Сама идея рентгеновского лазера не нова и в теории проста и красива, как колесо, но была отшлифована только перед самым началом войны «всех против всех». Если близко от эпицентра ядерного взрыва находится длинный тонкий металлический стержень, то мощное излучение мгновенно превратит его в плазму, необходимую для образования рабочего тела рентгеновского лазера. Начальный диаметр стержня составляет всего лишь доли миллиметра. Ну а длина определяется плотностью энергии воздействующего излучения. Проще говоря – мощностью ядерного взрыва. Необходимо, чтобы самый удалённый от заряда край стержня был бы полностью ионизован – став прозрачным для излучения. Для ядерного взрыва мощностью тридцати килотонн этим условиям удовлетворяет длина стержня около 10 м. Отсюда и размеры «Личинок». В проекте также были системы с несколькими стержнями для поражения множественных целей, но к счастью или нет, но дальше однострунных установок дело не пошло. Стационарный «Стилет» был намного слабее четвёрки одноразовых «личинок», а и его возможности сильно зависели от атмосферных условий, расстояния и характеристик цели. Дальность же действия химического лазера даже в идеальных условиях не превышала четырёхсот километров и являлась более средством устрашения, нежели реальной боевой силой, способной переломить ситуацию. Наделать дырок в десантных кораблях Чёрного Халифата они могли, но остановить полномасштабный десант без помощи наземных войск, только с помощью орбитальных платформ, являлось задачей нереальной. Хотя вид огненных и кажущихся бесконечными лучей, наверняка, выглядел для солдат противника впечатляюще. Вот только энергетические затраты на потопление ржавой десантной калоши были сравнимы с затратами на организацию небольшого ядерного взрыва, а топливо к реактору, снабжавшему лазер энергией, не появлялось из вакуума…

В течение часа доложили о занятии своих мест и другие четыре платформы. Союзники тоже заняли места в оборонном построении. И их стало четырнадцать – настроение немного улучшилось, но напряжение давило всё больше с приближением рандеву с неизвестными объектами. Выше всех разместились такие же, как и их, платформы – несущие лазерные модули. Ниже, словно спрятавшись за их спинами, висели пузатые, массивные «Миротворцы» с ядерным оружием на борту – гаранты в любом конфликте, не дававшие пламени тлеющих многочисленных войн перейти на более серьёзную ступень эскалации. На Земле они помогали. Вот только помогут ли они от внешней экспансии?

Что это была именно она, у обоих космонавтов уже не осталось никаких сомнений. Ещё час назад они смогли рассмотреть приближающиеся суда – огромные, ничего не напоминающие переплетения резко очерченных форм.

Младший урядник Александр Заставский сидел в тени на старом, лысом колесе от БТР, прислонившись к прохладной стене дома, и пробовал на вкус, в очередной раз, чувство того, что остался каким-то чудом жив. Впрочем, привкус его, как и каждый раз прежде, отдавал горечью потерь, таких же неизбежных, как и восход солнца каждым утром. В этот раз погиб его напарник и хороший друг подхорунжий Вовка Щербаков. Тело его, как ему сказали, так и не нашли в переплетении выжженных воронок на месте их дозорного поста. Многие на его месте сказали бы что-то вроде: лучше он, чем я, или он погиб за правое дело. Вот только младшему уряднику было нечего сказать – в душе колыхалась только тягучая, ноющая боль, освещаемая всполохами тлеющего огня ярости, давно сжёгшего всё в душе, превратившего её в пепел, но он всё ещё не желавшего угаснуть. Казалось, что жизнь потеряла смысл.

Низко висящее над горизонтом солнце неожиданно выглянуло из-за прикрывавшего его до сих пор, выгоревшего и проржавевшего до сквозных дыр, остова сгоревшего автобуса. Лучи немилосердно ударили по глазам – не смягчённые даже малейшим наличием облаков в ярко-голубых облаках. Сашка поспешил отодвинуться дальше в тень и сразу же застонал – забинтованную голову пронзила резкая боль. Как сказал штатный лекарь их феодосийского коша*, ему очень повезло, что после такого артналёта удалось отделаться парой лёгких осколочных ранений и несильной контузией. Прикрыв глаза, младший урядник попытался расслабиться, чтобы унять бьющую в барабаны в самом нутре мозга боль.

От недалёкого берега потянул живительный бриз, принёсший свежесть и запах недавно прошедшего дождя, тотчас смешавшись с терпкими запахами иссушенного многотравья степи. Дождь, к сожалению, всего лишь прибил пыль вокруг, не сумев напитать иссушенную, растрескавшуюся землю. Недолгий дождь прошёл быстро, унесённый чёрными тучами, всё ещё полными живительной влаги, куда-то в сторону светлого на фоне темнеющего грозового неба моря. Солнце уже почти закатило раскалённый добела лик за иссушенные горы, выбеленные и истрескавшиеся, долгие годы до недавнего кровавого дня не видевшие ни капли воды. Среди в беспорядке рассыпанных зданий коша выделялись несколько сверкавших, словно бриллианты в лучах жаркого солнца, построек. Пяток вертикальных ферм: небольших, всего в четыре этажа, округлых и обтекаемых. Эти стеклянные конструкции снабжали население феодосийского коша скудным пропитанием. Как знал Сашка, на четырёх из них занимались растениеводством, используя гидропонный метод, и всего одна из ферм специализировалась на «животноводстве», что было заметно по скудному белковому рациону его сотни. От ферм, с их многочисленными солнечными батареями, питались энергией и дома местных жителей, у кого не было своих гелиобатарей или подключения к линии немногих из оставшихся в рабочем состоянии ветряков.

Позади за стеной во дворе госпиталя раздались тяжёлые шаги. Загородив солнце массивной, уже начинающей полнеть, фигурой, рядом с Александром на коробившееся вылезшими пучками корда колесо присел сотник Хомутский. Привычным движением пригладил длинные свисающие и выгоревшие до белизны усы, знакомо витиевато ругнулся сквозь зубы, что означало приветствие. Он достал не первой свежести платок, вытер от пота круглую, словно шар, и загоревшую до черноты голову. Затем медленно, словно сокровище, достал кисет и осторожно, стараясь не просыпать, свернул из высушенных листьев цигарку. Сотник несколько минут жадно затягивался едким табачным дымом и, лишь докурив, обратился к младшему уряднику: