Брат мой, Каин - Сандра Браун

— Я просто хотел, чтобы вы просмотрели ее. Мы можем поговорить об этом позже.

— Хотя бы намекни.

Бек знал, что о бизнесе Хафф готов говорить всегда, даже в день похорон сына.

— Вы слышали когда-нибудь о человека по имени Чарльз Нильсон?

— Не припоминаю. А кто он?

— Адвокат профсоюзов.

— Ублюдок.

— Это определенно синонимы, — криво улыбнулся Бек. — Он написал нам письмо. Копию я положил в папку. Мне необходимо знать, как вы хотите, чтобы я ему ответил.

Это не срочно, но ответить надо. Так что не ждите слишком долго, просмотрите письмо. Они вместе пошли к двери.

— Этот Нильсон, что он за адвокат?

Бек замялся, но, когда увидел, что Хафф начинает сердиться, махнул рукой, словно говоря «я сам этим займусь».

— Он делает репутацию в другой части страны, — ответил Бек. — Но мы сможем справиться с ним.

Хафф похлопал его по спине.

— Я доверяю тебе на все сто. Кто бы ни был этот сукин сын и кем бы себя ни мнил, от него только воспоминание останется, когда ты с ним закончишь.

Хойл открыл дверь. Через широкий холл они видели непарадную гостиную с высокими окнами, которую Лорел превратила в оранжерею. Там росли папоротники, орхидеи, фиалки и другие тропические растения. Комната была не только ее гордостью и радостью, а предметом гордости Клуба садоводов Дестини, председателем которого Лорел была несколько лет подряд.

После ее смерти Хафф нанял специалистов из Нового Орлеана, которые приезжали в Дестини раз в неделю, чтобы ухаживать за растениями. Он хорошо им платил, но не забыл пригрозить судебным иском, если хотя бы одно из растений погибнет. Оранжерея оставалась самым красивым помещением в доме, но туда почти никто никогда не заходил.

А теперь там за пианино спиной к ним сидела Сэйри, опустив голову к клавишам.

— Ты сможешь убедить Сэйри поговорить со мной, Бек?

— Я едва убедил ее поговорить со мной. Хафф подтолкнул его вперед.

— Постарайся еще раз.

— Мы не могли бы начать с чего-нибудь полегче? — через плечо спросил Бек. — С Чарльза Нильсона, например? Или с Третьего рейха?

— Вы играете?

Сэйри повернулась. В оранжерею вошел Бек Мерчент, руки он засунул в карманы брюк. Он подошел к скамье, стоявшей у фортепьяно, с таким видом, словно ждал, что она подвинется и даст ему место. Но Сэйри не шевельнулась.

— Мне любопытно, мистер Мерчент.

— И мне тоже. Мне любопытно узнать, почему вы не называете меня Беком.

— Откуда Хафф узнал, что я приехала на похороны? Ему кто-то сообщил о том, что я еду?

— Он надеялся, что вы приедете, но никаких гарантий у него не было. Мы все разглядывали толпу, пытаясь обнаружить вас.

— В церкви ни он, ни Крис не дали понять, что знают о моем присутствии.

— Но они знали.

— Что-то витало в воздухе?

— Нечто подобное, полагаю. Родственные связи. — Он помолчал, будто ждал, что она рассмеется. Когда Сэйри промолчала, Бек снова заговорил: — Неужели вы и в самом деле полагали, что темные очки и шляпа помогут вам остаться незамеченной?

— Я знала, что на похоронах будет много народу. Я надеялась затеряться в толпе.

Бек помолчал, потом заметил:

— Думаю, вы никогда не сумеете затеряться в толпе, Сэйри.

Комплимент был изящным, полным многозначительности и недосказанности. Она на него не напрашивалась и не любила лести. Так что если Мерчент рассчитывал на игривое «спасибо» с ее стороны, то его ожидало разочарование.

— Если бы вы не надели шляпу, Хафф и Крис сразу же заметили бы вас, — сказал Бек. — Я бы заметил, а мы ведь даже не были знакомы.

Шляпу Сэйри давно сняла — она давила на виски. Уйдя в оранжерею, Сэйри избавилась от заколки и распустила волосы. От влажного воздуха они снова стали виться, хотя обычно Сэйри не давала им такой возможности, высушивая феном и используя специальный бальзам для распрямления волос. Когда она проходила по коридору, то в одном из зеркал увидела свое отражение и поняла, что ее волосы снова превратились в непослушную гриву, как это бывало в юности.

Солнечные лучи, проникавшие в оранжерею ее матери, высвечивали каждый завиток, играли бликами на волосах. И то, как Бек Мерчент рассматривал ее волосы, заставило Сэйри пожалеть, что она не сидит в густой тени.

И еще ей не понравилось, что приходится запрокидывать голову, чтобы поговорить с ним. Альтернативой был разговор с пряжкой его брючного ремня. В любом случае она оказалась в невыигрышном положении. Намереваясь уйти, Сэйри скользнула к концу скамьи.

— Прошу прощения.

— Интересное имя.

Она замерла и посмотрела на него через плечо.

— Простите?

— Сэйри. Кто вас так назвал?

— Моя мать.

— Это семейное имя?

— Так звали ее бабушку по отцовской линии.

— Мне нравится.

— Спасибо. Мне тоже нравится.

— Долгое время после того, как я стал работать на вашу семью, я не знал, как оно правильно произносится.

— Как написано, так и произносится. Да и какое это имеет значение?

— Очевидно, никакого.

Сэйри снова сделала попытку уйти, но Бек помешал ей.

— Вы так и не ответили на мой первый вопрос, Сэйри. На этот раз она повернулась к нему всем телом.

— Вы пытаетесь казаться умным?

— Нет, просто стараюсь поддержать разговор. Но что бы я ни сказал, вас все раздражает. Отчего это? Сэйри громко вздохнула и сложила руки на груди. — Я не помню вашего вопроса. Он кивком головы указал на фортепьяно: — Вы играете?

— К сожалению, нет. Мама записала меня на уроки музыки, когда мне было восемь, и требовала, чтобы я занималась по часу каждый день. «Потому что молодая леди должна уметь играть на музыкальном инструменте», — так она говорила. — Сэйри улыбнулась, вспоминая, как мать выговаривала ей за нежелание заниматься каждый день. — Мама пыталась обуздать меня, но в конце концов сдалась, объявив меня необучаемой. Для игры на пианино необходимы способности и самодисциплина, а ни того, ни другого у меня не оказалось.

— В самом деле? — Бек сел рядом с ней, спиной к клавишам, бедро к бедру, лицом к лицу. — Вам не хватает самодисциплины?

— Я говорю о том времени, когда мне было восемь, — Сэйри старалась говорить непринужденно. — С тех пор многое изменилось.

— Надеюсь, не в ущерб необузданности. Рыжеволосая женщина с самодисциплиной — это потеря для общества.