Няня по принуждению - Анна Шварц

— Если я разрешу.

— А вы разрешаете? Я не смогу носить чужую одежду. Точнее, хотя бы белье. Мне тогда нужно новое и я спокойно переоденусь.

— Я посмотрю на твоё поведение сегодня.

Он выходит из комнаты, впихнув напоследок столик с едой, и закрывает дверь. Я выдыхаю. Меня отпускает напряжение, которое все это время скручивало мои нервы, пока этот человек стоял радом со мной. Он может вообще даже не открывать рот и не отдавать приказы, одно его присутствие заставляет напрягаться и ждать нападения.

Намёк я прекрасно поняла. Спорить с ним бесполезно. Он никогда не даст заднюю из принципа. Его невозможно уговорить. Какой-то железобетонный экземпляр, тиран, который любую ситуацию развернёт в дико невыгодную для меня сторону.

Буду беспрекословно слушаться — и на своей шкуре пойму все приятные стороны золотой клетки. Смогу вырваться из заточения, оказаться среди людей… и сбежать. Он же не будет угрожать мне оружием на людях? Нет, конечно.

Я раздвигаю дверцы соседних шкафов и нахожу, наконец, одежду. Что сказать… все достаточно сдержанное на первый взгляд, но явно дорогое. Тот случай, когда одежда выглядит шикарно не из-за вычурности, а из-за качественной ткани и пошива.

Я достаю темно-синее платье, и задумчиво смотрю в зеркало.

Нет, Амир, ты меня не сломаешь. Я не идиотка, чтобы биться лбом в каменную стену. Главное оружие женщины — ум и хитрость, и ты получишь тихую и послушную жену. Ненадолго. Пока я не добьюсь своего…

Я снимаю нижнее белье и надеваю платье на голое тело. Настоящая жена Амира была немного полнее, поэтому платье в плечах мне великовато. Но в целом я выгляжу удовлетворительно.

Надеюсь, у него тут нет нигде зеркальных полов! Ради своего спасения я, конечно, перетерплю пять минут позора, разгуливая в таком виде, но не хотелось бы совсем потерять достоинство.

Я задумчиво смотрю на запястье и трогаю зашитую рану. Она только немного побаливает, а так выглядит неплохо для раны, которую зашивал не профессионал… кто он такой, черт побери?

Расчесав пятерней волосы, я выхожу из комнаты. Амир расслабленно сидит на диване, положив ногу на ногу. Он цепко ощупывает меня взглядом, стоит только мне переступить порог. Вряд ли я, по его мнению, выгляжу хорошо — я так и не стала трогать ЧУЖУЮ расческу, да и без макияжа я выгляжу довольно бледно. Природа одарила меня красивыми волосами с рыжим отливом, а прокрасить как следует брови и ресницы забыла.

Такие мужчины, как Амир, наверное, любят ярких девушек. У Мирославы на туалетном столике лежит куча разных баночек с косметикой. Боюсь, если этот тиран решит приказать мне сделать себя поярче — он получит клоуна. Я в жизни не пользовалась такими насыщенным и тёмными цветами.

Ну и прекрасно. Он требовал послушную жену, а не красивую — вот послушно и нарисую себе черте какое лицо.

— Я готова, — говорю ему я. Нет, видимо, его совершенно не заботит мой бледный видок. Он едва заметно и довольно ухмыляется. Как дьявол, который вот-вот получит чистую душу за бесценок.

Малыш снова рыдает, и горький плач я слышу, даже пока иду в сопровождении Амира по огромному особняку. У меня рвется вопрос — “как тут вообще жить можно?”. Красиво, но совершенно неуютно. Слишком много пространства, слишком все дорого вокруг… как в дворец попала.

— Он отказывается есть, — извиняющимся тоном сообщает нам пожилая женщина, когда мы заходим в детскую. Я ахаю, приложив ладонь ко рту. Ловлю недоуменный взгляд женщины и быстро убираю руку, но все равно не могу перестать пораженно рассматривать количество игрушек в комнате. У ребенка целый автопарк и зоопарк.

— Оставь нас вдвоем, пожалуйста, — произносит Амир за моей спиной.

Малыш сидит в углу, всхлипывая. Забился среди мягких игрушек и настороженно смотрит на меня и своего отца. Я подхожу к нему, сажусь на корточки, и протягиваю руки, а он тут же подскакивает и прячется в моих объятиях.

Бедный ребенок. Зачем Мирослава забрала его — чтобы потом просто бросить, оставить одного посреди улицы с запиской в рюкзаке и исчезнуть? Если Амир был плохим мужем и отцом, то ребенка нормальная мать ему не вернула бы. Ладно, нормальная мать вообще не бросила бы малыша в опасности.

Может, я просто многое не знаю, и Амир не такой уж тиран и зверь? Возможно, но проверять я не хочу. Вполне вероятно, что они вообще друг друга стоят. Один — монстр, вторая — сволочь, которую неплохо было бы лишить родительских прав.

— Сколько ему лет? — спрашиваю я, но мужчина молчит. Я вздыхаю, — давайте представим, что у меня амнезия и я забыла возраст своего ребенка. Сколько ему исполнилось?

— Через месяц будет два.

— Если хотите, чтобы ребенок вас перестал бояться — не навязывайтесь поначалу, а потом чаще общайтесь с ним. Не скидывайте все на нянек, — произношу я, поглаживая мальчишку по спине, пока он настороженно выглядывает поверх моего плеча на Амира, — а если вы проведете с ним несколько дней подряд, будете играть, общаться, кормить и укладывать спать — все произойдет намного быстрее.

Я беру малыша на руки, а потом задумчиво оттягиваю резинку штанишек, заглядывая внутрь.

— И еще — ему два года, а он в памперсах. Его нужно приучать к горшку, — я поворачиваюсь, обвожу взглядом комнату, но этого предмета нигде не вижу. Куча игрушек — хорошо, но где развивающие игры, книжки, в конце концов, и прочие полезные вещи? И неожиданно пересекаюсь взглядами с Амиром.

Он смотрит странно, и почему-то у меня перехватывает дыхание от волнения.

Наверное, я веду себя не так, как Мирослава. Удивительно, что он продолжает стоять на своем, и игнорировать все мои слова о том, что я не его жена. Скорее всего, он жил с ней много лет до ее побега. Их общему ребенку два. За это время к человеку прикипаешь так, что замечаешь даже малейшие колебания в настроении.

Просто не может быть такого, что он на полном серьезе не видит различий!

Эта мысль тревожно вертится в голове, пока я продолжаю смотреть в глаза этому странному человеку. Неужели он не видит? Даже если вчера он обознался, то уже должен был точно заметить разницу между нами.

Боже, тогда зачем я ему? Тревога превращается в липкий страх, и наверняка Амир видит это по моему лицу. Я быстро опускаю взгляд. Нет, я точно не хочу знать ответ на этот вопрос. Когда мой тиран соизволит сообщить мне о планах — может, уже поздно будет… бежать.

— Давайте я поиграю с малышом, а вы просто посмотрите? — глухо предлагаю я, сглатываю ком в горле, и продолжаю уже более бодрым тоном, — присоединяйтесь, как только малыш начнет интересоваться вами.

Я не решаюсь посмотреть на Амира все время, пока стараюсь увлечь малыша. Боюсь, что он поймет, о чем я думаю.

И еще потому, что я боюсь увидеть в его глазах кое-что другое. Он мог уже догадаться о моих планах. У меня слишком говорящее лицо — об этом мне постоянно твердил Володя. А я не хочу потерять решимость. Не хочу трястись, сомневаться, оглядываться и бояться. Мне нужно просто хладнокровно подгадать удобный момент.