Люби меня, как я тебя - Светлана Лубенец

Венька подумал, что автор тестов, наверное, не любил математику и не был знаком с Аристотелем. У Веньки по математике с первого класса держалась стойкая «пятерка», он даже несколько раз был победителем школьных олимпиад. А еще Венька ходил в математический кружок к Марье Семеновне. Там-то он и узнал об Аристотеле, о его симбебембуре тривходящем, когда на всякое «нет» и «да» есть еще «иногда да» и «иногда нет». Веньке казалось, что это разные вещи по сравнению с просто «иногда», но, возможно, он и ошибался. Все-таки образование у него было еще слабоватое.

Когда Венька закончил с тестами, врач дал ему три чистых листа бумаги. На одном попросил нарисовать свою семью, на другом – дерево, на третьем – фантастическое животное.

Венька начал с дерева. Сначала он хотел нарисовать елку, потому что дело было в декабре и близился Новый год, но подумал, что психотерапевту не понравится такое детское истолкование его задания, и нарисовал нечто неопределенное – дерево вообще: ствол, ветки с частыми овальными листьями. Один из листьев получился до того нескладным, что Венька решил переделать его в птицу. Он пририсовал к листу головку с клювом, хвостик и маленькие крылышки. Потом подумал немного и изобразил на стволе дупло, чтобы птица могла в нем спрятаться, если что. Например, от того фантастического животного, которое еще предстоит нарисовать. Впрочем, бояться животного птица не станет. Чего ей бояться, если она всегда сможет улететь? Бояться она должна другой птицы, большей по размеру, с когтистыми лапами и крючковатым клювом. Венька подвинул к себе чистый лист и решил вместо животного нарисовать фантастическую птицу.

Птица как-то сразу не задалась. Клюв чересчур загнулся, а треугольные крылья напоминали шипы какого-то гигантского бронтозавра. Венька почесал фломастером за ухом и начал срочно переделывать птицу в бронтозавра: из клюва сделал препротивную морду, насажал на теле побольше шипов и пририсовал еще две когтистые лапы. Потом подумал пару минут и добавил пятую лапу – все-таки психотерапевт заказывал не простое животное, а фантастическое.

Когда Венька покончил с животным, он решил, что птица на дереве лишняя: бояться-то некого, не этого же неуклюжего пятилапого бронтозавра. Он ее и не догонит. Венька взял первый листок, переделал птицу в толстый сук и сразу понял, что сделал это зря, поскольку сук теперь торчал прямо из дупла и смахивал на нечто весьма неприличное.

В огорчении Венька отбросил испорченный лист и приступил к семье. Начать он решил с мамы, потому что она была из них самой красивой. Когда лицо было уже готово, стало ясно, что оно не может быть маминым по причине своей необыкновенной безобразности. Папу пририсовывать к этому отвратительному лицу тоже не хотелось, поэтому Венька решил пожертвовать собой. Таким образом посреди листа образовался очень уродливый мальчик в синем свитере и черных джинсах. Чтобы врач не спутал его с папой, Венька написал над головой нарисованной фигурки букву «Я».

Не без труда изобразив папу, Венька опять здорово огорчился. По сравнению с уродцем в синем свитере папа оказался слишком маленьким по размерам: еле доставал сыну до плеча. Пришлось пририсовать ему каблуки и пышную прическу. Папа тут же превратился в маму в брюках. Красотой она тоже не блистала, но зато подходила к Веньке по размерам.

Пока Венька возился с мамой, время, отведенное на рисунки, видимо, опять вышло, потому что врач потребовал сдавать работы. Венька единым росчерком пририсовал возле мамы жалкого, заваливающегося на один бок папу и робко положил рисунки на письменный стол.

Венька понимал, что, разглядывая его рисунки, знаменитый психотерапевт, скорее всего, обидится еще больше, чем там, за ширмой, и вышел в коридор. Вместо него в кабинет зашла мама и не выходила очень долго, что было плохим признаком. Если бы у Веньки было все хорошо, врач быстренько пожал бы маме руку со словами: «Поздравляю! У вас абсолютно здоровый сын!» – и выпустил бы ее на волю. А раз держит ее долго, значит, у Веньки какая-то сложная психическая болезнь, о которой сразу, с бухты-барахты, и не расскажешь.

Венька изучил в коридоре все стенды, разглядел многочисленные растения в горшках и хотел уже пойти посмотреть, что находится на втором этаже, но из кабинета наконец вышла мама. Венька бросился к ней. В его глазах плескался вопрос: «Ну что?» Мама стала говорить какую-то ерунду про то, что у него всего-навсего неустойчивая, неокрепшая психика. Венька не поверил ни одному слову. Мама просто не хочет его огорчать. Ну, подумайте сами, почему у всех его одноклассников психика окрепшая и только у него одного – на целых двадцать восемь человек! – она почему-то неустойчивая.

Дома самые худшие Венькины ожидания оправдались в полной мере. Родители поздним вечером обсуждали визит к врачу, надеясь, что сын спит и ничего не слышит. А Венька не спал. Он родительские голоса очень хорошо слышал. Кое-что он, конечно, не понял, но генеральную мысль уяснил. Заключалась она в том, что у него, Веньки, по части психики какое-то серьезное отклонение от нормы, поскольку он нарисовал не простое дерево, а ущербное: с черным дуплом и торчащим из него неизвестно чем.

Возмущение переполнило весь Венькин организм так, что он даже сел в постели. Если бы этот тощий доктор спросил Веньку про это «неизвестно что», он бы ему сразу все объяснил про неудавшиеся лист и птицу. Но врач не спрашивал, а вывод почему-то сделал. Интересно, какую бы болезнь он нашел у Пети Комиссарова, если бы видел, как тот изобразил Ледовое побоище для школьного конкурса по истории Отечества. Венька думал, что Петя нарисовал стадо коров, а оказалось, что псов-рыцарей в рогатых шлемах.

Рассказ мамы про портреты членов семьи Венька слушать не стал. Все равно ничего хорошего не услышишь, если мама получилась похожей на папу, папа – на дефективного паралитика, а он, Венька, вообще, на какого-то гоблина в синем свитере. Лучше обо всем этом не думать. Лучше, как советует школьный психолог, Виктор Палыч, постараться переключить свое внимание с раздражающего фактора на что-нибудь хорошее и приятное.

А что приятного есть в Венькиной жизни? Он снова лег, укутался одеялом и задумался. В голову ничего приятного не приходило, а вот неприятное лезло само собой. Взять, к примеру, историю с ручкой. Папа подарил Веньке удивительную ручку, оплетенную блестящей синей проволокой. Ни у кого такой не было, потому что она старая. На брелочке, висящем на ее кончике, даже выбита цена: семьдесят копеек. Где вы видели такие цены для ручек? Этой ручкой папа писал, когда еще сам учился в школе. Удивительно, как она сохранилась! Может быть, она теперь даже антикварная. Так Генка Ряба хотел взять ее пописать. Венька знает, что Ряба никогда ничего не отдает обратно. А при виде ручки у Генки так разгорелись глаза, что сразу стало ясно: не видать будет Веньке папиного подарка, как своих ушей. Конечно, он не дал Рябе ручку. И что? Все кончилось, как всегда: Венька кричал, что всех ненавидит, а Танька Осокина к слову «баба» добавила еще два: «жмот» и «жадюга».

Если б он только знал, как раздражал Таню, как был смешон ей и противен… Еще бы! Разве можно нормально относиться к парню, который, чуть что, льет слезы ручьем и кричит всякие дурацкие слова? А Кира Геннадьевна будто назло заставила ее позаниматься с этим убожеством, Венькой Козловым, русским языком.