Опоздавшие на поезд в Антарктиду - Наталья Труш

– А так! В море он. Я, конечно, не знаю, как он эту новость воспримет, но надеюсь, что не откажется от ребенка. Ну а если откажется, буду матерью-одиночкой. Одноночкой… Не я первая, не я и последняя. – Аня все это легко говорила, даже с юмором. Просто у нее, в отличие от родителей, шок уже прошел, и она, обдумав все, приняла решение. Конечно, будет трудно. Отец – курсант, зарплата три рубля пятьдесят копеек. И у нее – семьдесят два рубля. Не густо. Слава богу, есть жилплощадь. А теперь вот еще и родители на ее стороне полностью, а это значит, что будут няньки у маленького.

В неведении был только отец-курсант. Можно было послать ему радиограмму, но Аня не стала этого делать. Ну, как это сделать?! На почте у девушки, которая принимает телеграммы, лицо форму утюга примет, когда она прочитает текст. Да и какой текст тут напишешь? А что на пароходе будет, когда там такое РДО получат? Нет, лучше не надо таких ходов делать! Приедет – узнает. Есть еще время осознать и решить, нужно это ему или нет.

Курсанты с теплохода «Профессор Хлюстин» вернулись в Ленинград поездом из Риги днем 1 апреля. Илья только забросил вещи в спальный корпус, прихватил оклеенную цветным шелком коробку с куклами в нарядном пластиковом пакете и рванул в библиотеку.

То, что он услышал там, не укладывалось у него в голове: Аня уволилась еще месяц назад, и никто ничего не знал о ней.

Илья в растерянности вышел из дворца. «Шутка, наверное! Первоапрельская! Ну точно! Попросила она своих теток сказать мне, что уволилась, а сама при этом сидела где-нибудь под столом и хихикала!»

Илья вернулся. Прошел, улыбаясь во весь рот, в читальный зал. Там работала в этот день строгая девушка Галя, которая любила отчитывать курсантов за любую малейшую провинность. И еще она не выносила, когда ее называли по имени, хоть было ей всего лет двадцать пять, не больше.

– Галина Николаевна! С первым апреля! – улыбнулся ей Илья.

– Взаимно, курсант Покровский! – козырнула ему шутливо Галя. – Вы не заблудились, курсант? Вроде уже приходили пять минут назад!

– Галина Николаевна, снова с первым апреля вас!

– Пластинку заело? – Галя хихикнула.

– Галя! Извините, что без отчества, но с великим нашим уважением! Первоапрельская шутка удалась! Ну, я прошу вас: пригласите, пожалуйста, Аню! Я ее два месяца не видел! Ужас, как соскучился! – Илья дурачился и, как молодой конь, в нетерпении бил копытом.

– Курсант Покровский, а мы, к вашему сведению, Анечку Егорову вот уже больше месяца не видели, поэтому, как только вы с ней встретитесь, привет от нас горячий-пламенный!

– Галя! Ну, хорош шутить! Я серьезно!

– И я более чем серьезно! – психанула Галя. – Что ты, как болван, завел: «Первое апреля! Первое апреля!» Уволилась она, и это совсем не шутка!

Илья отступил на пару шагов, как будто не девушка Галя поднялась со своего стула и орала на него, а гремучая змея исполняла свой зловещий танец под дудочку заклинателя. Он попятился назад, ногой открыл дверь и пятками вперед вышел в вестибюль. Кто-то с ним поздоровался, что-то спросил про практику. Илья лишь растерянно уронил «хорошо все», а сам при этом не понимал, что происходит. Земля уходила у него из-под ног, вернее, дворцовый паркет проваливался, и вслед за ним рушились, словно карточный домик, складывались бесшумно стены царской обители.

Илья не помнил, как оказался в парке, как миновал облезлые пилоны на выходе, где когда-то в старину стояли караульные ворота, как бежал, оступаясь в жидкую грязь, не разбирая дороги, и выскочил из парка вблизи водопада.

Дома у Егоровых никого не было – на звонок Илье не ответили, двери не открыли, значит, никого не было. И он устроился на скамье во дворе, чтобы видеть вход в парадную.

Он страшно хотел есть и пить, но уйти никуда не мог – боялся проворонить Аню. А она все не шла и не шла! Уже стемнело и похолодало: это ведь только днем в апреле весна, а по вечерам – все еще зима, и лужи подергиваются ледком, и морозит так, что уши без шапки становятся стеклянными. В какой-то момент Илья решил, что надо уходить. Нет, не уходить, а снова идти и звонить в двери Егоровых! Да так, чтоб мертвого разбудить! «Вот решусь сейчас и пойду, и пусть ее папаша свернет мне шею! Хотя если так разобраться, то за что сворачивать-то?! Ничего ж не сделал такого! Нет, конечно, сделал, но у нас, как бы это поточнее, любовь, черт возьми! И Аня – девушка совершеннолетняя и самостоятельная. Совершенно летняя и совершенно зимняя!»

И только он приподнялся со своей скамеечки, на которой высидел теплое место, как из-за угла дома появилась Аня.

– Анечка! – Илья от растерянности выронил из рук пластиковый пакет, неловко ступил, поднимая его, и чуть не упал на крыльце. Спасибо Ане – подхватила, плечо подставила. Он и ткнулся носом в это плечо, и вцепился в нее двумя руками. – Анечка, как же ты меня напугала! Что случилось?! Почему ты ушла? Я чем-то обидел тебя?

– Подождите, курсант Покровский, не тарахтите. И вообще, идемте в дом – разговор будет длинным.

* * *

Любой мужик в любом возрасте чувствует себя полнейшим дураком, когда женщина говорит ему, что он вот-вот станет отцом. Ну, если этот мужик – муж в доме и по паспорту, то это еще куда ни шло. А если и не мужик большой, а курсант, которому, как только что выяснилось, восемнадцать стукнет еще через два месяца, и зарплата у которого всего три пятьдесят, и впереди три года учебы, тогда как?!

Илюше Покровскому новость эта была как бильярдным шаром по лбу. И впереди, надо полагать, таких шаров было еще немало. Первые уже стучались во входную дверь – мама с папой Егоровы, явились – не запылились. Хоть бы немного задержались, чтоб он успел как-то новость эту зажевать, а может даже, и запить. Запить ее очень даже не мешало. И хоть Илья этим не злоупотреблял, сейчас не отказался бы. Чтоб забыться на какое-то время, принять все как должное, осознать.

Но времени на это у него не было. Он слышал, как Егоровы-старшие щебетали в прихожей, скрипели дверцей шкафа, шаркали старыми тапочками. Потом послышался шепот. Вот сейчас бы находиться в Мраморном зале Стрельнинского дворца, где любой шепоток слышится во всех углах. А тут, в этой хрущобе, где потолок висел так низко над головой, что его со стула можно достать руками, с акустикой было плохо. Илья мог только догадаться, что Аня сказала родителям, что за птица сидит в ее комнате. «Птичка в клетке!» – печально подумал о себе Покровский.

Родители, вопреки его ожиданиям, в Анину комнату не зашли, а сразу отправились на кухню, где загремели весело кастрюльками. Почти тут же до чуткого курсантского носа доплыли вкусные запахи, и Илья понял: бить не будут, а это уже ой как кучеряво!

Аня вошла в комнату, кивнула Илье:

– Пошли ужинать! Да не бойся ты! Не тобой будут ужинать! Пошли-пошли!

Родители Ани оказались симпатичными и доброжелательными людьми. Правда, были они как-то излишне напряжены, но это объяснимо: если б он их дочери мужем был, а то ведь не пришей, не пристегни, курсант! И на тебе – без пяти минут отец, а вопрос с семьей еще не решен.