Мотив омелы (ЛП) - Хлоя Лиезе

читаю любовный роман, ожидая, что парень, в которого она влюбляется, будет достойным спутником, а не сердцеедом.

Несмотря на то, что я перечитываю это, я снова ахаю. Имбирный Пряник сонно моргает и переворачивается на спину. Поглаживая её животик, я драматично вздыхаю и качаю головой.

— Не волнуйся, Пряничек, я указала ему на его ошибки.

МКЭТ: Мистер Реддит. Истории Остин часто романтичны, но это не совсем романы в современном смысле. В первую очередь это романы о хороших манерах.

МИСТЕР РЕДДИТ: Вау. Я думал, Остин была одной из самых ранних и влиятельных писательниц любовных романов.

МКЭТ: Ну, её работы романтизированы популярной культурой, превращены в фильмы, которые подчёркивают романтические аспекты. А «Гордость и предубеждение» — это просто сногсшибательно романтично, я не могу с этим поспорить. В других её романах тоже есть невероятно романтичные сюжетные линии и моменты. Просто она… не обязательно автор любовных романов в полном смысле этого жанра. Как бы я ни обожала Остин, романтический жанр не ограничивается такими вещами, и я бы хотела, чтобы как можно больше людей знали об этом.

МИСТЕР РЕДДИТ: Жаль, что я тоже не знал. Потому что я по глупости ожидал «И жили они ДОЛГО И СЧАСТЛИВО».

МКЭТ: Ну, по крайней мере, ты знаешь этот критерий романов — ХЭ.

МИСТЕР РЕДДИТ: Я знаю, мы говорим о множестве разных книг, но у меня такое чувство, что любовные романы — твой любимый жанр. Я прав?

МКЭТ: Определённо. Это всё, что я могу читать в последнее время — ну, кроме того, что мы с тобой совместно перечитываем Остин.

Когда-то давно я читала разнообразную художественную литературу, но последние несколько месяцев только романы. После целого дня дуэлей с Джонатаном «Какой вздор!» Фростом мне нужно, чтобы придурки получали по заслугам, и только счастливый конец. А ещё я продаю кучу любовных романов в книжном магазине. Я страстно желаю, чтобы люди бросили вызов безжалостным стереотипам об этом жанре и попробовали его. Я была готова к тому, что Мистер Реддит тоже проявит некоторые из этих предрассудков.

Но он этого не сделал.

Улыбка согревает моё лицо, когда я читаю его ответ. Прошлой ночью это сообщение заставило меня засветиться, как семейную рождественскую ёлку, после того как папа накидал на неё всё, что только мог. И сегодня вечером оно снова заставляет меня сиять.

МИСТЕР РЕДДИТ: Тогда хорошо, Кэтвуд. Скажи мне, что почитать.

МКЭТ: Серьёзно? Ты будешь читать любовный роман?

МИСТЕР РЕДДИТ: Буду. С чего мне начать?

Я просматриваю список рекомендаций, которые я ему дала (возможно, я немного увлеклась и перечислила свои самые любимые книги по порядку, но я же книготорговец, рекомендовать книги — моя радость!). Когда я подхожу к концу нашего чата с обычным для Мистера Реддита «Крепких снов, МКЭТ», я прикусываю губу и воюю с самой собой. Мои пальцы зависают над клавишами, до боли желая напечатать то, что я столько раз обдумывала за последние несколько месяцев, с тех пор как мой разум начал задаваться вопросом: а что, если?

Что, если бы моя онлайн-дружба с Мистером Реддитом переросла бы в дружбу в реальной жизни? А потом, что, если однажды это переросло бы во что-то большее? Эта надежда — на возможность большего с ним — постепенно подкрадывалась ко мне с тех пор, как я рассталась с Треем.

Зная, как устроена моя натура, неудивительно, что после года ежедневных бесед с Мистером Реддитом мы стали настолько близки, что иногда по ночам, когда меня захлёстывала редкая волна тоски, именно мысль о нём приводила меня в себя — тепло, которое, как я представляла, наполняет его голос, вдумчивость, с которой он задаёт каждый свой вопрос, и любопытство к моим ответам.

Каждый раз, когда это происходит, я чувствую себя немного более готовой спросить его: «Как ты думаешь, нам стоит встретиться?»

Но пока я смотрю на свой экран, мужество покидает меня, особенно в свете его молчания сегодня вечером. Что, если он всего лишь хочет быть моим другом? Что, если я разрушу эту хорошую, безопасную, утешительную связь, которая у нас есть, когда попрошу исследовать наш потенциал и стать чем-то большим?

Так что, в конце концов, я не печатаю то, что хочу. Я не решаюсь рискнуть и признаться в том, что думает и Марианна — эта бедная, безнадёжная романтичная натура:

«Если бы я только могла узнать его сердце, всё остальное было бы просто!»

Глава 3

Плейлист: Lindsey Stirling, Sabrina Carpenter — You’re a Mean One, Mr. Grinch

По дороге на работу я внушаю себе позитивный настрой. Сегодняшний день будет лучше. Несмотря на то, что я ворочалась с боку на бок, беспокоясь о Мистере Реддите и о том, почему он не прислал сообщение, а затем, когда я, как обычно, обратилась к аудиокниге по историческому роману, чтобы успокоиться, пока не навалился сон, у меня состоялся тревожный опыт чтения книги, герой которой казался точной копией Джонатана Фроста.

Когда я слушала повествование от лица героини, моё воображение отказывалось представлять кого-либо, кроме него — этого сварливого, неулыбчивого засранца-героя, который пах зимним лесом как Джонатан, говорил как грубый, неприветливый Джонатан и выглядел как широкоплечий, мускулистый Джонатан.

Хуже того, продолжая слушать свою романтическую аудиокнигу, я, наконец, заснула. Именно тогда мои сны взяли верх.

Оказавшись в странной мешанине любовного романа эпохи регентства, звучавшего в моих наушниках, и злой работы моего подсознания, я была дерзким синим чулком, прячущимся от битком набитого бального зала в библиотеке её семьи с бульварным чтивом. Джонатан был серьёзным, задумчивым герцогом, чьи радикально благоприятные взгляды на индустриализацию шокировали остальную знать, несмотря на то, что их сельскохозяйственное богатство быстро угасало, поэтому он прокрался в ту же библиотеку, где пряталась я, чтобы сбежать от своих непримиримых товарищей-аристократов и найти себе бодрящую порцию лучшего односолодового виски моего отца.

Но вместо этого он нашёл меня. И спросил, что я читаю. И привет, со мной именно так можно выехать на скоростную полосу дороги к дружбе: поговорить со мной о книгах. Одно привело к другому. Подшучивание забавляло. Габби Синий Чулок была скорее игривой, чем раздражённой. Герцог Джонатан был любопытен, а не сварлив. Вместо враждебности, присущей нашей динамике в реальной жизни, мы были готовы вспыхнуть.

С меня слетели шейный платок и корсет, нижние юбки и застёжки, а затем его большое, сильное тело навалилось на моё, его суровый рот шептал мне на ухо непристойности, заставляя меня извиваться и задыхаться под ним.