Сдать королевство, женить Императора - Аманда Франкон

юноше, которого приняли на службу, кажется, за месяц до того, как Лайонел объявил войну Даграсу. Жестом приказала ему оставаться рядом. Он вытянулся по струнке за моей спиной, а я, проводив взглядом заговорщиков, снова повернулась к старосте.

— Не приходил ли кто-нибудь чужой в деревню в последнее время? — спросила я, буравя старика взглядом.

Он побледнел, сглотнул и помотал головой.

— Нищий какой-то приходил, блаженный, как раз в доме Агаса остановился. Да вроде тихий был, ни словечка лишнего не сказал, — затараторил он, с опаской поглядывая на меч в ножнах Джоза. — Пришел он с запада, двинулся на север, вот и все.

Информации мало, но старосту пришлось отпустить — по его остекленевшим глазами видно, что ничего полезного он больше не скажет. К тому моменту, как наша короткая беседа завершилась, гвардейцы уже разогнали всех любопытных, я осталась на дороге в окружении воинов.

Назначила двоих из них в караул, узнала, как прошло дело со сплетнями, хотя, судя по настроениям местных, им сейчас не до пересудов. Потом отдала несколько коротких распоряжений Джозу. Тот, понятливо сверкнув глазами из-под густых бровей, скрылся в ночной темноте.

А я отправилась если не поспать, то хотя бы вздремнуть перед очередным долгим днем в пути.

Наутро, стоило мне только выйти за порог, гвардейцы, понурив головы, опустились передо мной на колени.

— Заговорщики сбежали, — доложил один из них, впрочем, раскаяние они отыгрывали не слишком убедительно.

Я глубоко вдохнула, посмотрела на бледно-голубое, почти белое осеннее небо, на которое еще нескоро заберется заспанное, по-осеннему ленивое солнце, на верхушки деревьев, черневшие на фоне этой скучной белизны. Некстати вспомнились ленты разноцветных огней, которые иногда загорались по ночам на северном небе, и пологие сопки, и бесконечная седая равнина, припорошенная мелким, колючим снегом, но сейчас не время и не место для ностальгии.

— Упустили? Теперь ступайте и ловите: не возвращайтесь до тех пор, пока не отыщете! — впрочем, из меня с утра актриса тоже так себе: злость изобразить не получилось совершенно. Скорее холодное равнодушие, что тоже, в общем-то, сойдет.

Пока седлали коней, ко мне подошел Джоз. Он встал рядом, вроде как для караула, пока я курила в стороне от общей суматохи, и тихо доложил.

— Как вы и приказали, следили не слишком усердно. Оба сбежали, направились сразу на запад. За деревней им местная девка передала какие-то мешки — припасы, судя по виду. Прикажете идти за ними?

Я кивнула.

— Проследите, куда пойдут, и нагоняйте нас как можно быстрее. Геройствовать, инкогнито проникать в стан врага и перехватывать письма запрещаю, если это не нужно для выживания. Если через три-четыре дня ничего стоящего узнать не удастся, возвращайтесь, — разбрасываться людьми в моей ситуации — настоящее преступление, просто так, ради театрального жеста выгонять хороших солдат я не собиралась.

Наблюдая, как ровно и напряженно молодой гвардеец держит спину, удаляясь, я почти кожей чувствовала, какая ответственность свалилась на плечи этого молодого паренька. Впрочем, свою роль он, пожалуй, переоценивал: вряд ли эта слежка приведет к каким-то серьезным результатам.

ГЛАВА 5

ГЛАВА 5

Лайонел

На сортировку припасов и построение нового плана передвижения войск ушло еще два дня. Привычно решал, сколько людей оставить при себе, кого и куда отпустить, какую часть припасов забрать, чтобы она не обременяла нас в дороге, но появилась возможность предстать эдаким благодетелем перед голодными жителями Даграса… Из головы же не шли воспоминания о короткой встрече с регентом Войцехой.

Не женщина, а кусок северного льда! Каждое воспоминание о ней отдавалось раздражением в груди, но забыть не получалось. Ни спокойный взгляд, ни сухо поджатые губы — последние почему-то особенно не давали покоя. Быть может, оттого, что больше подошли бы молодому, но серьезному мужчине, чем вполне еще привлекательной женщине? Впрочем, привлекательного в классическом смысле в Войцехе не так уж и много.

Придя к этом заключению, я еще раз оглядел опавшие листья и тощие, голые ветки придорожных кустов. Тот факт, что за ними не может теперь укрыться никакой разбойник, несказанно радовал, однако общий вид леса, который готовился к долгому зимнему сну, почему-то удручал. Еще мне категорически не нравилось оставаться с небольшой частью гвардии на территории противника, но чем дальше мы продвигались, тем слабее становилось мое беспокойство.

Когда мы нагнали очередную толпу голодных деревенских жителей, которые медленно тянулись по осенней грязи к ближайшему городу, матушка, которая всю дорогу с завидным упорством ехала рядом со мной, цыкнула и покачала головой.

— Я же говорила — нечего бояться, можно было брать и поменьше людей, — тихо сказала она, чуть наклонившись ко мне. — Но ты как всегда не веришь ни мне, ни Мирэкки.

Я только вздохнул и отъехал чуть в сторону, чтобы не продолжать давний спор. Моя мать, при рождении получившая благословение богини судьбы и прорицания Мирэкки, даже в старости умудрилась сохранить редкую для ее возраста подвижность и ясность ума, а заодно и властность характера. И хоть она никогда не была королевой, всегда оставаясь лишь второй женой моего отца, но ее характеру завидовали иные полководцы. Отчасти она оставалась столь самоуверенна потому, что ее богиня время от времени сообщала ей событиях, которые могут или должны произойти.

В общем-то, если бы не совет матери, я предпочел бы выждать еще год, прежде, чем объявлять войну Даграсу: страна к тому времени бы совсем ослабла, и взять ее не составило бы никакого труда. Однако Мирэкки подсказала матери, что если объявить войну раньше, то мне удастся получить корону, пролив кровь лишь одного человека. И пока я понятия не имел, кто это такой, но подозревал, что необходимой жертвой может оказаться либо Войцеха, либо кто-то из ее приближенных.

Похоже, моя матушка как всегда оказалась права в своих предсказаниях, однако остальная часть работы оставалась на моих плечах: я понятия не имел, насколько опасным будет движение по территории Даграса и крайне рисковал, отправляя часть армии обратно в столицу Империи. Мать попрекала меня за недоверие ее богине, но я-то не