Не такой как все. Ведьмы - Александр Пышненко

по многим преданиям, был самый бесшабашный со всех своих послевоенных сверстников.

Старшая дочь, смахивающая фигурой на мать, щеголяла тоже в таких же диковинных штанах, как и родители. За что, новоприбывшие получили заслуженную кличку — «Кальсоны».

Кальсоны приехали электрифицировать село. Работать в трико было удобно: делая связки на проводах, и лазая по электрическим опорам.

Спортивные трико, — наравне с китайскими кедами, — уже вплотную подобралось к селу. Застряв где-то на уровне пригородного Загребелья в Конотопе.

К концу 60-х, трико проникло в наше село, на семействе Кальсонов. К новшествам, с колхозном селе, относились с едким презрением. Одеваясь еще по военной моде: в ватники, галифе и плюшевые пальто. Кто пренебрегал подобным дресс-кодом, получал язвительные прозвища, типа — «Кальсоны».

Первая учительница. Г.Й., — построила в шеренгу мальчишек по ранжиру, — воткнула новенького куда-то в самый хвост шеренги (автор стоял вторым спереди, поэтому не в силах припомнить даже место Кальсончика в этом «воинственном» строю).

Война накладывала свой отпечаток на поведение школяров. Они вели себя как партизаны на допросах, если дело касалось каких-то признаний. Никто не был исключением. Мы все тогда играли «В войну».

Случилось, что, однажды: автор невзначай плюнул в проход между парт. Что неожиданно выросло в предмет послеурочных, классных разбирательств. Толстая, похожая на жирную гусеницу, Г.Й, затеяла показательный процесс. Она пыталась играть роль строгого надзирателя; и ей это, по большей части, удавалось. Не гнушалась рукоприкладства, если это помогало.

Она оставила весь класс после уроков. Девчонок отпустила, по логике (они не будут плевать). Остальным пообещала, что уйдут только после чистосердечного признания. По ее словам, выходило, что она давно знает, кто это сделал, но ждет добровольного раскаяния, которое нарекла «смелостью». Автор был уверен, что она ничего не знает, а только делает вид. Учительница, углубившись в ученические тетрадки, всем своим видом показывала, что может сколько угодно просидеть в одной позе. Весь класс, затих в предвкушении развязки…

Вдруг, над партой, вырос невысокий Коля Кальсончик.

— Я нэ робыв, — говорит он, выходя из-за парты. — Вытру, бо нэ хочэться тут седить тут до вэчора. — Берет тряпку, и вытирает плевок. Он пытается завоевать авторитет среди учеников. Это ему не скоро удастся. Только когда его начнут уже приучать следить за нами и провоцировать на нехорошие поступки. Он будет слушать радио “Свобода”, приносить в школу брошюрки типа “Коли кров холоне в жилах”, об украинских националистах “ и американском летчике летевшем на самолете-разведчике У-2 Пауэрсе, сбитом над Свердловском 1 мая 1960 года. А также о сифилисе и других венерических заболеваниях, где можно было увидеть нарисованную женскую сиську и даже пах. В самом красивом на селе, только что выстроенном доме, — с паровым отоплением, несколькими комнатами, “залой” и водяной колонкой, — одноклассники могли полистать очень красивую кулинарную книга “О вкусной и здоровой пище”, а также — подшивки глянцевого “Огонька”, за многие годы.

2

Зачем я сознаюсь в этом? Пишу рассказ о школьных взаимоотношениях. Мне интересно наблюдать это с вершин прожитого, на развитие наших гомункулов. С тех пор, как я разглядел в нем скрытного и талантливого агента-стукача; он превращается в субъект моих литературных наблюдений. Стартовые позиции не равные; но — скоро — он вырвется далеко вперед. Благодаря маме-секретутке. Физическая сила уже не будет столь важна. В селе, с развитием брежневско-андроповского произвола, начала действовать соббранные из сексотских холуев, банда, для внесудебных расправ. Первым делом, расправившись с моим отцом. Дети, естественно, во всем копировали взрослых, организовывались в подобные шайки.

…Мы, долгое время, дружим. Собирались, даже, путешествовать на плоту по Сейму. Притащили, по глубокому снегу, из леса на плечах несколько тяжелых бревен (около двух километров!), и попрятали в лозах. Весенний паводок лишил нас такой возможности. Правда, к тому времени, мы уже полностью остыли от этой затеи. Мы и без этого: много плавали на лодке, рыбача вместе. Весной: отправлялись в лес за ореховыми удилищами. Мы сварганили не одну юшку из выловленных ершей и пескарей. Мы были предоставлены солнцу, ветру и другим стихиям. Однажды, нас чуть ли не до смерти напугала волчица, когда мы отправились на колхозное поле за молодым, зеленым горошком. Глаза волчицы, выскочившей на дорогу перед нами, горели фосфорическим огнем. Мы тогда спрятались под стеной пшеницы и безостановочно курили сигареты “Лайка”. Когда мы, решались снова идти к селу — волчица, подхватывалась в пшенице, и шумно бежала рядом. Спина ее, переливалась в лунном свете, голубыми оттенками. Она проводила нас почти до самого села. Даже: когда мы сорвали жерди, огораживающие поля, и несли их на плечах.

Вначале, семейство Кальсонов поселились в крытой соломой халупе своей матери (свекрови и бабушки), и ускоренными темпами, возвели каменные чертоги.

После электрификации села, кальсончикова мать, Шура, стала секретаршей. Я уже упоминал это. На завидную должность, она попала благодаря тому, что приглянулась Бар — ву — альфа-сексоту. Колхозники до самого 1974 года, не имели паспортов (по сути дела, они являлись государственными рабами). Любая государственная должность, делала обладателя — рабовладельцем на селе. Сам, альфа-сексот Бар — ков, курировал благоустройство семейки сексотов. Их перестали поносить на словах, за преславутые кальсоны.

Это было время разгула «андроповщины», когда, по украинским селам, только сформировались агентурные сети.

Управляющий всеми делами в сельсовете Бар — ков, утвердил Шуру, своей секретаршей и агентом. Эта адюльтерная связь, стала воплощающать эру брежневской стабильности, на селе. Семейство Кальсонов было в авторитете. Дети холуев (да и не только), в это время, получая паспорта, начала массово покидать село.

3

Впервые мы увидели телевизор, — с маленьким экранчиком (запомнилось, как мы смотрели «Сказку о Мальчише-Кибальчише»), — в Кальсона. Пройдет совсем немного времени, и телевизор появиться чуть ли не в каждой сельской хате. В 1968 году голубой экран засветился и у нас (Зорька-2): установили как раз на похороны первого космонавта — Юрия Алексеевича Гагарина.

Весной 1973 года, отец опрометчиво берет, вместе со мной, за компанию, Кальсончика в Харьков. Ездили к его двоюродному брату — моему крестному. По возвращению, у отца пропадает моток капроновых нитей для вязки сетей (подарок брата) и, вроде бы, случайно, отец увидел такую же бобину у кальсончикового отца. После взаимных обвинений, отца показательно избили те, которых принято теперь называть: «титушками». Гебнявые, за счет колхоза, организуют отряды сельских гопников,